Романтика

Лена была несчастна. Так несчастна, как может быть женщина, у которой есть муж, с точки зрения подруг "просто золото", квартира, подаренная недавно на свадьбу, и все, о чем только может мечтать женщина, наконец-то вышедшая замуж в двадцать три года. Все выяснилось в первую брачную ночь, когда они легли под одно одеяло. Жених что-то долго там копошился, потом она почувствовала резкую боль. Все как будто началось хорошо, но здесь она ощутила, как он неожиданно обмяк, потом он что-то неразборчиво пробормотал, отвернулся к стене и затих. Она попробовала погладить его, чтобы возобновить любовную игру, в конце концов она может и помочь ему. Но он зло дернул плечом, покрепче закутался в одеяло и через некоторое время захрапел. Утром Лена проснулась, когда муж, уходя на работу, сильно хлопнул дверью. В квартире воцарилась приятная расслабляющая тишина. Она встала, приняла ванну с душистой пеной, выпила кофе, одела короткую летнюю юбочку, облегающий белый свитер, который так ей шел, и пошла гулять к располож

Она целый долгий год ждала этой встречи! Вечером перед долгожданным событием она долго "отмокала" в ванне с морской солью, чтобы придать коже неповторимую шелковистость и матовый блеск. Платье и все аксессуары давно были приготовлены и ждали хозяйку на своих местах. Утром проснувшись и позавтракав, она чувствовала себя очень взволнованной и прекрасно понимала отчего наступило это волнение. Прошел целый год! И снова мы собираемся все вместе. Сегодня ее ждал роскошный вечер встречи с выпускниками школы. Оставались считанные часы до долгожданной встречи. Она торопливо собиралась, наводила окончательный лоск, и конечно же все было продумано до мелочей. О! Как она любила эти незабываемые вечера! Когда можно было отдохнуть душой и зарядится драгоценной доброй аурой любви школьных друзей. Столько лет вместе прожить в школе - для каждого это целый отрезок жизни, чуть ли не самый важный. В школе она была серой мышкой, никому неприметной девчушкой.

Время остановилось. ОНА мечтала, сидя в кресле и улыбаясь своим мыслям. Как давно ЕГО не было. Солнышко приятно ласкало выглянувшую из пеньюара грудь. На НЕЁ нахлынули воспоминания, почти физически ОНА ощущала ЕГО страстные губы. Ветерок, ворвавшийся в открытое окно, ЕГО голосом нашептывал: "Не уходи, не бросай меня, не хочу я этого... Таких как ты не бывает, я себе такую придумывал, придумывал, а ты есть оказывается... Тебе нет равных..." Незаметно ОНА задремала со счастливой улыбкой на устах. Солнышко напоследок нежно прикоснулось к розовому соску и отправилось на покой. Сумерки опустились на комнату... ОН вошел незаметно и не сразу увидел ЕЁ. Привыкнув к темноте, ОН заметил такое милое и родное тело, свернувшееся калачиком на кресле. Он ласкал его своим взглядом, не желая тревожить. Нежность переполняла его. Тихо ступая по пушистому ковру, он подошел и опустился рядом.

Полумер не бывает. Так что же это? Боязнь пустить меня в свое сердце или стойкое недоверие к женской дружбе? Ты не знаешь.Я понимаю тебя. Верю, что так и есть. Ты боишься. Боишься быть обманутой и замкнуться окончательно. Ты так хочешь любить, и так же боишься открыть свое сердце. Порой в нем бушует страсть, а часто оно холодно, как лед. Что это? Ты думаешь, что любовь, это когда готов идти на край света и делать ради человека все, что угодно? Безумно ревновать и волноваться, даже когда этот человек рядом с тобой?А тебе никогда не приходило в голову, что любовь бывает разной? Порой очаровательно-прекрасна, а иногда мучительно-жестока: Ты не думала об этом?Ты боишься. Боишься этого чувства снова. Ты не веришь мне. Когда-то давно один мудрец сказал: " Чувства не лгут- обманывает суждение". Может тебе стоит заглянуть к себе в сердце? Окинуть взглядом каждый уголок, побродить в каждом, скрытом от окружающих лабиринте. Легче тебе не станет, наверное. Скорее всего, нахлынут воспоминания. Грустные и приятные, ласков

- Хуй ее знает... - сказал Толстый. Он был бывший бандит и называл Стрелку "марухой". - Может, загуляла...- Мож, и так, - сказал Беспалый. В прошлой жизни он был токарь. Или фрезеровщик. Какая теперь разница? Он был самый старый и называл Стрелку "дочкой".- Ушла от нас, сука, - сказал Пушкин. Когда-то он был поэт и до сих пор любил выражаться красиво. Стрелку он называл "стрелкой".Трое нелюдей сидели на железнодорожной насыпи, возле рельсов, по которым давно уже ничего и никуда не ходило. Это было очень спокойное место. Они привыкли к нему и коротали здесь короткое московское лето. Стрелка была четвертой, и по вечерам, распив, что было, они говорили со Стрелкой или ебали ее по очереди. Толстый - грубо, Беспалый - любезно. А у Пушкина через раз вообще ничего не получалось. Слабый организм, одно слово - поэт.- Или менты повязали. - сказал Толстый.- Да не трогают ее, сам знаешь, - отозвался Беспалый.- Надо искать. - сказал Пушкин.- Чево? - удивился Толстый.- Искать надо, - повторил Пушкин и насупился.- Ага. - ск

Они сидели на берегу озера, Мальчик и Девочка. Все уже было сказано, последний шепот эхом ворочался в складках соседней горы, устраиваясь поудобнее. Оглушительная тишина заложила им уши, только водомерки скользили по зеркалу с кавалерийским топотом. Пора было целоваться. Это знали и Мальчик, и Девочка. Оба слегка побаивались этой минуты, потому что она могла спугнуть и тишину, и ту невесомую паутину откровений, в которую они запеленали друг друга. Девочка встала и пошла к воде. Тихо зашла в нее по колено, поежилась, села на корточки и, оттолкнувшись, поплыла прочь. Надо остыть, подумала Девочка. Хорошо бы, подумал Мальчик и, откинувшись на спину, закрыл глаза. В утреннем полусне он и ждал ее возвращения и боялся его. Но больше, конечно, ждал, и даже соскучился, считая удары собственного сердца. Он набросил на голое тело плед, чтобы роса не смела прикоснуться к нему первой. Наконец, плеснуло, и легкие шаги догнали его убегающие видения. Она легла рядом, мокрая, и молча положила руку ему на щеку. Он

История, нет, назвать это просто историей не позволяет сам факт ее существования, полной реальности и были всего произошедшего. Может быть, уважаемый читатель и не услышал ее никогда, если бы не этот холодный октябрьский вечер, в который мне захотелось вновь пережить лето девяносто восьмого года.Все произошло в августе. Я поехал один на море, в Болгарию, не сумев собрать никого из друзей и знакомых, и бросился вперед за новыми впечатлениями и долгожданным отдыхом, о котором мечтает каждый молодой студент (тогда только третьего курса).Так как я ехал один, а номер (надо сказать место гостиница находилась в ММЦ, (кто был, - знает, это юг Болгарии около Китена и Приморско) был двухместный, я оказался «подселенцем». Соседом оказался Владимир, здоровяк и вообще веселый парнишка из Иркутска. Мы быстро сговорились и решили отправиться на поиски новых впечатлений. Все началось с того, что на следующее утро мы пошли узнать, как поживают другие отдыхающие из его группы. Мы долго шли по пляжу, планируя вечер. Где-то око

(история, записанная в вагоне № 9, скорого поезда Владивосток - Москва) - Как хотите, друзья мои, а любой из нас (не обижайтесь!) , в той или иной степени извращенец! - проговорил задумчиво "Лысый" - крупный мужчина могучего телосложения с абсолютно безволосой головой и пышными с проседью усами. Держа в крупных ладонях пустой стакан, кажущийся в них стопкой, он, выслушав вместе со всеми байку "Шныря" , рассмеялся грустно и теперь, покачивая своей блестящей головой в такт движению поезда. Его негромкое замечание услышали все. Смех, как-то сразу стих, и присутствующие обернулись к "Лысому". "Карась" с серьезной физиономией, спросил, озабоченно почёсывая затылок. - О чем это ты? Ты, что и вправду считаешь всех извращенцами или так, для красного словца брякнул, а, "профессор"? Ты меня извини, конечно, но,: только зачем же так обзывать всех? Ты, может и шибко ученый для нашей простой компании, но и мы "не только лыком шиты"! Я, например, ни себя, ни "Шныря" , который козу отодрал, извращенцами не считаю. А, братва