Романтика

— Кто летит? — Аламарана! — Логово Реолахайи разрешает посадку. — Хотя естественных врагов у драконов в этом мире не было, а драконьи войны утихли много столетий назад — старые традиции соблюдались неуклонно. Алара приземлилась и направилась к пещере, где устроил свое логово шаман Реолахайи. Дозорный уже сообщил о ней — поэтому хозяин неспешно вышел ей навстречу. Драконица учтиво склонила шею, приветствуя Старшего, тот поклонился ей в ответ. — Здравствуй. Что привело тебя к нам? — Здравствуй, Мудрый. Я бы хотела поговорить с твоей женой, Ороланерой. — Я сожалею, но ей нездоровится. Она не сможет говорить с тобой. — Я вынуждена настаивать, Мудрый, как бы невежливо это ни было. Речь пойдет об Ири — твоем пропавшем сыне. — Реолахайи хотел было возразить, но из логова донесся еще один голос, глухой и надтреснутый. — Ты что-то знаешь о нем? Что ты знаешь об Ири? — из пещеры вышла драконесса. По сравнению с мужем Орола выглядела очень старой. Когда-то сверкающая чешуя, переливавшаяся от голубого до индиго — поблекл

Свершилось. Они обвенчаны. Она сидит рядом с ним на лошади. Сергей всё ещё не верит в случившееся. Поручик Сергей Петрушевский, герой Бородинского сражения, участник заграничного похода русской армии, без памяти влюбился в воспитанницу своей тётки, помещицы Марьи Фёдоровны Версаевой, Анну Войцеховскую. Девушка ответила на его чувства. Но тётка оказалась категорически против их брака. У властной Марьи Фёдоровны были свои планы на воспитанницу: она намеревалась выдать её за графа Никитина, получив от него взамен приличную сумму на покрытие своих долгов. Сергей решил похитить любимую и обвенчаться тайно. События этой ночи кажутся сказкой с нереально счастливым концом. Им удалось уехать из поместья незамеченными.Вот он надевает заветное кольцо на невесомый пальчик, потом чувствует непривычную прохладу металла на своей руке. «Венчается раб Божий Сергий рабе Божией Анне... « — чуть нараспев звучит голос священника, и Сергей прикладывается к образу Спасителя. «Венчается раба Божия Анна рабу Божию Сергию, во имя Отца

Три дня, которые Сергей решил провести в заброшенном доме, пролетели, как один миг. В те недолгие часы, когда они отрывались друг от друга, давая свои телам передышку, они обследовали дом снизу доверху. Поначалу Сергей противился этому, опасаясь, что Анну может излишне взволновать его мрачная атмосфера, но потом уступил её настойчивым просьбам. Рассматривая портреты, она засыпала его кучей вопросов о тех, кто был на них изображён. — Мне совестно признаться, — усмехнулся Сергей, — но я почти никого из них не знаю... — Как же так? — удивилась Анна. — Это очень дальние предки... А я, увы, никогда не интересовался своими корнями... Я рано лишился родителей и покинул дом, ты же знаешь... Пансион, кадетский корпус... служба, — он улыбнулся и поцеловал руку жены.Как всегда, вдвоём им не было скушно. Сергей ловил себя на том, что не хочет покидать это уединённое место. Оказалось, Анна чувствует то же. Часто без видимой причины её лицо становилось грустным, непонятная печаль мелькала во взгляде.

На следующий день они отправились в поместье. Анна молча сидела на лошади впереди мужа. — Не тревожься, сердечко моё, — накрыв своей рукой её руку, улыбнулся Сергей, — я ни за что не позволю тебя обидеть! — Меньше всего я беспокоюсь за себя, — отвечала Анна и подняла на него задумчивый взгляд. — Так почему же ты печальна? — стараясь говорить бодрым тоном, спросил Сергей. — Я... спрашиваю себя, правильно ли я поступила... Не навредит ли тебе брак со мной? — с нескрываемой печалью прозвучал голос Анны. — Марья Фёдоровна хотела бы видеть рядом с тобой девушку знатного рода... — Любовь моя! Мне наплевать на мнение тётки. Главное — наши чувства друг к другу... Я же говорил тебе это сотни раз. Клянусь, я готов прямо сейчас увезти тебя в Петербург без всяких объяснений! — глаза Сергея яростно сверкнули, словно он сдерживал какой-то внутренний огонь. С тревогой заглянув в лицо жены, Петрушевский прямо, с волнением спросил: — Ведь ты любишь меня... или...

С тех пор наши отношения с девчонками кардинально изменились. В подростковом возрасте это всё кажется очень важным, все эти взгляды, поцелуи жесты и намёки — всё не просто так. Мы стали заниматься регулярным сексом со Светой, и мы оба знали это. Маринка видела даже как Светка мне делала минет. Я сам видел голую Маринку и то как её жёстко трахал Антон. И Маринка и Антон и Светка знали об этом. Одним словом наутро мы уже как-то все совершенно иначе смотрели друг на друга. Отводили взгляды, краснели и нам было немного неловко. (Всем кроме Антона — он был взрослый и его такие мелочи не парили) Мы со Светой стали официально парой и даже не стеснялись целоваться в школе при одноклассниках. Был один парень в классе, насколько я понял он дружил с бывшим Светкиным парнем, с которым у неё ничего не получилось летом. Однажды этот одноклассник непристойно намекнул на то что Светка девушка лёгкого поведения и что она умеет делать своим ротиком. Прямо при свидетелях, не страшась возможных последствий, в абсолютной тишине я

Такое легкое головокружение было в тот момент, но я хотел продолжить словно марионетка своих инстинктов... будто то был сон моей мечты воплощающий мое сокровенное желание, одно за другим, и он заставлял погружаться все глубже и глубже, без надежды вернуться в состояние бодрствования. Это была моя фантазия, которую уже было не остановить...Так темно... но мягкий свет сочится откуда — не пойму. Казалось бы я смогу оглядеться увидев нечто напоминающее где я... И все же четких границ разглядеть не удалось, но я их чувствовал... что-то мягкое ограничивало меня в движении... я бы не назвал это препятствие неприятным, наоборот, оно оказывало внушение остаться еще не на долго... но что же скользило очень нежно и мягко прикасаясь к моей груди, прессу, ниже... Должно быть именно это вызывает у меня мурашки по коже на ряду с закипанием мозга, от удовольствия переполненного импульсами, исходящими от прикосновения к коже... Казалось бы, приковав лежа, сама дьяволица манит, впустив ко мне в голову концентрированный коктейл

В благодатной Греции на благословенном острове Крит, не в стародавней древности, а в самое что ни на есть наше сумасшедшее время жил талантливейший скульптор по имени Пигмалион. Слава о его творениях распространилась по всему миру, каждая сколько-нибудь цивилизованная страна почитала за честь иметь его шедевры в своих музеях. Но Пигмалион не утратил своей скромности, не гнался за почестями, которыми его осыпали правители и сильные мира сего. Единственное к чему он стремился — творчество. Только создавая скульптуры, он получал истинное счастье. Он был почти отшельником и редко покидал свою мастерскую.— Дружище Пигмалион, — однажды с усмешкой сказал ему Константин, друг и организатор его выставок, — почему у тебя нет женщины? Ну, я, конечно, не имею в виду брак, — он сделал выразительный жест рукой, — просто заведи кого-нибудь, чтобы в доме была женщина. Ты сильный молодой мужчина и неужели не нуждаешься в этом?— Оставь свои издёвки, — нахмурился Пигмалион. — Ты же прекрасно знаешь, чем оканчивались мои многокр

Дюваль, возвращаясь с охоты, спешил. Он был очень встревожен.— Только бы, только бы всё было хорошо, и Анна оказалась в хижине, — думал он, хмуря лоб. — Никогда не прощу себе, что оставил её одну!Сегодня в лесу он обнаружил чужую — не свою! — ловушку для птиц. Это был явный след присутствия на их острове человека. Анна оказалась права — в тот день, когда они предавались страсти под струями водопада, за ними кто-то наблюдал. Ловушка была новая, сооружённая из свежесломленных прутиков. «Значит, — рассуждал Дюваль, — её поставили недавно... У нас есть постоянный сосед? Или... или здесь бывают дикари?» Мысль о последних заставила его ускорить шаг. В хижине Анны не оказалось. Сердце Дюваля забилось, готовое выскочить из груди.— Девочка моя, неужели с тобой что-то случилось? — сказал он вслух и рванул к морю.Он знал, что в последнее время Анна придумала себе новую игру. Она вставала к набегавшим волнам спиной, и когда волна оказывалась к ней вплотную, она быстро падала назад. Море подхватывало её, мягко поднимая, и