Девять глав о любви, или Жален моей юности

Девять глав о любви, или Жален моей юности

I

Когда мне было десять лет, я ужасно завидовала мальчишкам. Я была очень гибкой девочкой. Лежа на животе и приподнявшись на руках, я легко могла изогнуть тело так, что ноги свешивались впереди перед головой. Сидя, я могла сильно согнуться и вперед, опустив голову ниже колен. Это «упражнение» я, конечно, проделывала без трусиков. При этом пирожок мой раскрывался, обнажая маленькое розовое отверстие в обрамлении нежно-розового бутончика моих малых половых губок.

К этому времени я уже знала прелесть ласк моего милого девичьего хозяйства. Это теперь я научилась получать удовольствие оттого, что нечто, проникнув в самую глубину моего зрелого лона, распирает его вход, упирается в самые его своды. А тогда я слюнявила пальчики и дразнила ими странный маленький росточек, едва высовывающийся из кожаного капюшона прямо над входом во влагалище, меж сходящихся лепестков.

Росточек был очень чувствительным, и ему было немного больно, если я прикасалась к нему сухими пальцами. Больно и приятно одновременно. Когда же я ласкала его влажными пальчиками, он, словно из благодарности, несколько высовывался из своего капюшончика, и тянулся к моим ласкам. Он тянулся ко мне, а я тянулась к нему, интуитивно чувствуя, сколь сладостным был бы момент встречи этого бутончика с моими горячими и влажными губами. Уже одна мысль об этой заветной встрече нервными импульсами била куда-то в промежность, заставляя вздрагивать в такт этим импульсам неведомые корешки чудного росточка.

Я страстно тянулась к нему, старалась достать его хотя бы кончиком язычка, но мне никак не хватало каких-то нескольких сантиметров.

Иногда, в шутку рассердившись на дразнивший меня бутончик за то, что он никак не дается мне в ротик, я била по нему пальчиками, и тупая боль от этих легких ударов жгучей негой пронзала мое скрюченное тельце до самого сердца, брызгами молний разлетаясь на этом пути и приятно укалывая в пах, в пупок и куда-то подмышки, спазмом достигая горла и рта, отчего зубами закусывало губы, никак не могущие достать заветной цели.

Теперь мне вспоминалось раннее детство, когда нас со старшей сестрой еще купали иногда вместе. А иногда сестра устраивала эти купания сама, когда мы оставались одни. Она раздевалась и совершенно голая ходила по квартире, готовила ванну для купания. Потом помогала мне забраться в теплую воду и залезала сама. Ничего особенного в ванне она не делала ни со мной, ни с собой, однако картины этих купаний с недавних пор стали всплывать в моей голове в каких-то особых красках.

Помню, как сестра сидит в воде напротив меня, и вода колышется на уровне уже заметно припухших титечек. Длинные темные волосы опускаются с головы на ее плечи, грудь. По сторонам торчат из воды два острова — две костистых коленки раздвинутых ног. Через воду преломляется животик, а в самом низу едва темнеет треугольник первых волос на лобке. Мне хочется нырнуть к этому треугольнику, а голову кружит от этих воспоминаний.

Эти купания прекратились, как только у сестры завелся мальчик. С этих пор она все меньше играла со мной и часто запиралась в своей комнате. Обнаженной я ее тоже больше не помню, разве что частично на пляже.

Мальчик этот был у нее недолго. Потом недолго был второй, потом, как мне показалось, у нее было сразу два или три мальчика. Она стала часто приходить домой затемно, за что ей нередко доставалось от отца. Мать больше жалела ее.

Брат был старше сестры, и его в доме я помню в трусах только два или три раза. Да тогда мне все это было совсем не интересно, а в шестнадцать лет он и вообще уехал в какой-то военный колледж в другом городе.

II

Впервые я увидела мужской орган в школьном туалете еще в первом классе. Как-то так случилось, что я поздно спохватилась, и, выйдя из класса, уже совсем не могла терпеть. Мальчиковый туалет был рядом, шли уроки, и я решила этим воспользоваться, испугавшись, что просто не успею дойти до конца коридора, где был девичий туалет. Я осторожно заглянула — никого нет, тогда я быстро прошла в ближайшую кабинку. Все, как обычно. Впрочем, чему я удивляюсь, ведь и дома все ходят в один туалет. Я быстро стянула трусики и присела, мощная струя едва не ударила за край унитаза. И тут кто-то вошел.

Инстинктивно мне хотелось затаиться, но я никак не могла остановиться и продолжала шумно писать. Да и чего я испугалась? Я ведь закрыта, а тот человек сделает свое дело и уйдет.

Человек, между тем, судя по шагам, остановился недалеко от моей двери. И тут мне стало страшно. Я быстро натянула трусики, слезла с унитаза и тихо приблизилась к двери. Двери, оказалось, закрываются не совсем плотно, между ними и косяком светилась узкая щель. Человек за дверью отчего-то запыхтел, и тут я услышала звук струи — он писал! Но куда? Он ведь явно не в кабинке.

Я прильнула к щели и увидела, что на стене, рядом с моей кабинкой висит странная бела штука, вроде чаши, в которую и писал... наш директор. Я, наверное, от сильной нужды не заметила эти штуки, а их на стене было целых три.

У директора из штанов торчала мужская писька — довольно длинный отросток, похожий на коротенький шланг. Директор держал свою письку пальцами правой руки, стоя, чуть повернувшись в мою сторону. Потом струя быстро исчезла, директор потряс письку рукой, спрятал ее в штаны и ушел.

Теперь я вспомнила, как старшие девчонки что-то говорили о мужских письках. Они называли их странным словом член и еще как-то неприлично. Но тогда мне это было совсем не важно. После того случая я стала задумываться, отчего мне до сих пор не было так интересно, как же устроены голые мальчишки, но так и не могла понять. Писька директора, определенно, произвела на меня сильное впечатление, и теперь мне очень хотелось посмотреть на письку какого-нибудь мальчишки.

Я даже два раза рискнула и пыталась проследить из той же кабинки еще за кем-нибудь. Один раз я дождалась мальчишку из параллельного класса, Свена, но он вошел в кабинку, даже не соседнюю с моей. Другой раз вошел старшеклассник, он пописал так же, как и директор, в белую штуку на стене, но, отвернувшись от меня. Я ничего не видела, но сильно испугалась, после чего в мальчиковый туалет больше не ходила. Я вдруг поняла, кроме всего прочего, что эти штуки на стене — для взрослых мужчин, нашим мальчишкам до них просто не дотянуться. А интерес возник именно к мальчишкам.

Письку нам с Изерой показал тот самый Свен летом после первого класса. Показал просто оттого, что мы попросили. Я рассказала Изере про директора и сказала, что очень хотела бы посмотреть письку какого-нибудь мальчика.

 — А давай Свена попросим, — предложила Изера.

 — С чего это? — удивилась я.

 — Да он все равно ко мне пристает. Мы пообещаем ему показать свои, он и согласится.

Свен и, правда, не заставил себя долго уговаривать и согласился на то, что мы снимем трусики вслед за ним на одну минуточку. Мы нашли укромное местечко в кустах за домом, и Свен спустил штаны. Сначала я вообще ничего не увидела, такой маленькой оказалась мальчишечья писька. Лишь через пару мгновений я разглядела что-то вроде коротенького пальчика. Мы присели, чтобы лучше разглядеть письку Свена, и тут, она вдруг ожила и стала приподниматься.

Постепенно писька стала чуть толще, длиннее и вытянулась вперед. Телесный ее цвет приобрел фиолетовый оттенок. Под писькой открылся какой-то кожистый мешочек, который тоже немного увеличился в размерах.

Изера смотрела с нескрываемым интересом и удовольствием, я же ощутила некоторое разочарование. Писька Свена показалась мне слишком тоненькой.

 — Теперь вы, — попросил Свен.

Изера охотно сняла трусики и даже позволила Свену потрогать у себя между ног, я же передумала раздеваться, за что Изера на меня потом обиделась, но в тот момент ей было не до этого — она жадно созерцала письку Свена, предоставив ...

 его рукам свою.

III

Если бы у меня была мальчишечья писька, я смогла бы достать ее ротиком... Нет, если бы она была, как у Свена, все равно бы не смогла. Я вдруг отчетливо поняла, что мой росточек — это почти то же самое, что напрягшаяся писька Свена. Я представила, что мой росточек удлиняется, удлиняется и вот... вот... вот он у меня во рту... Хруст в позвоночнике! Но нет! Во рту лишь язык... А росточек, кажется, и правда, стал длиннее!

Ну, миллиметра на два! Точно! А надо еще сантиметров пять. Проклятый позвоночник! Я ущипнула свой бутончик, ударила его пальчиком. У-у-у, недоступный!

Как пусто губам. Я сосу палец, закрыв глаза. Понимаю, как приятно было бы чьей-нибудь письке в моем ротике. Но чьей? Писька Свена такая жалкая. А писька директора — противная. Даже увидеть ее больше — никакого желания. И тут мне в голову приходит простая и ясная мысль — Изера.

Но это была моя ошибка. Я целый год напрасно пыталась ее соблазнить. Мне казалось, что с ней это должно было легко получиться, ведь именно она поддержала меня, когда мне хотелось увидеть голого мальчика. Но у нее был обычный сексуальный интерес — именно к мальчикам. Она совершенно не реагировала на мои ласковые прикосновения. Когда мы оказывались рядом, я клала свою руку на ее бедро и осторожно кралась внутрь их, ближе к заветной цели. Меня от этих прикосновений колотила жуткая нервная дрожь, а она, словно не замечая ничего, ускользала, как бы невзначай.

Иногда я незаметно терлась своей грудью о ее плечо. Самой груди тогда еще почти не было, но соски уже были весьма чувствительными. Трение о ткань возбуждало их. Соски становились твердыми и огромными. Изера, как мне казалось, не должна была не замечать, как они вдавливают мягкую ткань плеча, но она, похоже, действительно ничего не замечала. Но, честно говоря, я все-таки была довольно осторожна. Я боялась, что заметят мое странное поведение, и поэтому очень сильно осторожничала. Эта боязнь придавала моим уловкам чрезвычайно острую окраску. В эти минуты все внутри замирало, дрожкая немота охватывала живот, грудь, опускалась к ногам и спазмами мышц внутри бедер бередила мою страждущую плоть.

Иногда я чувствовала, как при этом чувствительный росточек высовывался из-под своего капюшончика и оказывался между сжимавшими его створками моей раковины. Я поводила ногами влево, потом вправо, потом опять влево, и от этого все между ног распалялось страшным жаром. После приходилось идти в туалет, чтобы снять взмокшие трусики, иначе влага могла проступить на платье, а этого я совсем не хотела.

Сидеть без трусиков последние уроки было тоже довольно приятно. Я раздвигала ноги, и если бы кто-то мог видеть меня спереди, он обязательно увидел бы мою наготу.

IV

Жален пришла к нам в класс через полтора года после тех событий. Она приехала откуда-то с юга, была несколько смугла кожей, но волосы ее были почти белыми притом, что ресницы оставались удивительно и ярко темными. Как и я, была она гибкой, но вовсе не худой. На спортивных занятиях было особенно видно, что тело ее очень красиво. Соблазнительные бугорки на груди, стройная талия, кругленькая и упругая попка.

Все попытки соблазнить Изеру я давно прекратила, и научилась мастурбировать так, что могла достичь оргазма довольно быстро, но пальцы... Пальцы — довольно грубый инструмент для ласкания клитора. Я продолжала мечтать и том, что когда-нибудь чьи-нибудь нежные губки коснутся, наконец, моего страждущего бутона, напоив его негой и блаженством.

Чего скрывать, когда появилась Жален, я с особенно острым чувством вспомнила свои попытки соблазнить Изеру. Эти чувства и помешали мне сразу сдружиться с Жален.

V

Однажды Жален заболела, и ее не было в школе целую неделю. Наша классная попросила кого-нибудь навестить ее. Неожиданно для самой себя я вызвалась это сделать и после школы отправилась к ней. Она была одна у родителей, и жили они неподалеку, в небольшом домике за низким желтым забором. Чистый дворик, ухоженные клумбы, на которых уже появились ростки каких-то цветов, зеленая травка, дорожки из красного камня.

Двери открыла сама Жален. Она была в светло-голубом халатике, длинные волосы ниспадали на плечи. Из комнат слышалась инструментальная музыка.

 — Вот, меня классная послала, попросила передать тебя задания и вообще...

 — Проходи, — обрадовалась Жален. Наверное, дома одной ей действительно было скучно.

В комнате Жален был легкий, но теплый сумрак из-за штор. Одеяло на кровати чуть откинуто. На столике у окна сок в красивом стеклянном стакане с узорами, ваза с фруктами, какие-то журналы. Покушать я решительно отказалась, но на фрукты согласилась, присев на кресло у столика.

 — Я очень рада, что ты зашла ко мне. Так скучно одной, — и Жален забралась в постель, где, видимо, пребывала до моего прихода.

 — Садись сюда, — она указала на кровать.

Я бы, конечно, не то, что присела, я бы легла в эту уютную постельку с удовольствием, но мои ожидания сбывались так быстро, что я не успевала к ним привыкнуть, и осталась в кресле.

 — Доктор сказал, что я уже здорова, — как бы успокаивая меня, произнесла Жален, и мне почудилась грусть в ее голосе.

Боже, да я согласна и заболеть, но пусть бы случилось то, о чем я так давно мечтала. От этих внезапных мыслей капельки влаги выступили между лопаток, и струйка легкой дрожкости, зародившись где-то в плечах, скользнув по груди, молнией ушла вниз, раздробившись в бедрах.

 — Отец в отъезде, а мама недавно уехала к тете и будет лишь вечером.

Я совсем забыла о родителях Жален и в первую минуту даже испугалась своим смелым мечтам, а вдруг бы они тотчас пришли. Но теперь, узнав, что их какое-то время не будет, обрадовалась.

 — Жален, — и я сама испугалась своего голоса, его низкого и хриплого тембра. Я тут же забыла, что хотела сказать. Но на самом деле, наверное, и ничего сказать и не хотела. Только лишь этого — произнести ее имя.

Жален пристально взглянула на меня и одернула халатик, приоткрывший ее левую грудь, совсем немного приоткрывший, лишь настолько, что можно было заметить — лифчика на ней нет. Наверное, нет и трусиков, подумала я, и от этого шумно вдохнула воздух.

 — Жален, — ты целовалась с кем-нибудь?

 — Да.

 — Кто это был?

 — Зачем ты спрашиваешь?

А и, правда, зачем я спрашиваю? Куда меня несет? Но я уже не могу остановиться.

 — А когда ты начала заниматься мастурбацией?

 — Ты о чем?

 — Жален...

Мне стало жалко себя, настолько плачущим показался мне самой мой голос. В глазах все поплыло не то от волнения, не то от влаги.

 — Иди сюда, — снова позвала меня Жален в свою кровать.

На этот раз я повиновалась и присела на край. Жален придвинулась, и ее нога через одеяло коснулась меня сбоку.

 — Жален, я устала мастурбировать.

Жален тоже шумно вздохнула и положила руку на мое плечо. Мурашки вздыбились под ее горячей ладонью и с шумом разбежались по всему телу.

 — Я тоже устала, — наконец произнесла Жален.

В тот раз мы не пошли дальше, и я не оказалась в ее постели. Разволновавшись, я просто расплакалась. Жален сходила за водой, дала мне попить, стала вытирать платком мои слезы, гладила волосы. Я затихла. Потом оставила ей задания и ушла.

Ночью мастурбировала особенно неистово, много раз останавливая этот процесс на грани, и тем самым довела себя до полного изнеможения, отчего кончила плохо, но, сильно устав, быстро уснула. Жален вернулась в школу через день.

Несколько дней мы пытались вести себя, как обычно, однако обе чувствовали, что это не надолго. Наконец, я предложила ей прийти ко мне ... в гости в предстоящие выходные. Жален согласилась.

Я представила свою новую подругу родителям, мы все вместе посмотрели какой-то фильм, а потом отправились в мою комнату. Минуту пошуршали журналами и вдруг, не сговариваясь, сели на диванчик друг возле друга, тесно прижавшись плечами. На обеих были коротенькие юбочки и легкие топики. Я была без лифчика. Положив руку на спину Жален, я ощутила под топиком тонкую ткань ее лифчика.

 — Давай, я сниму его?

 — Сними, — охотно согласилась Жален.

Я встала перед Жален и просунула руку под ее топик, чтобы расстегнуть лифчик. Жален вдруг обхватила обеими руками меня за бедра под юбкой и слегка притянула к себе. Ладони скользнули еще выше и проникли под мои трусики с боков.

Сними их, — прошептала я, проворно вытаскивая лямочки лифчика Жален через рукава топика.

Трусики поползли вниз. Боже, какие же шелковые у Жален руки!

Я переступила через трусики на полу и легким движением ноги отправила их под диванчик, вдруг войдет кто-то из родителей. Как будто мои беленькие трусики на полу — это самое страшное и неприличное в этой комнате. Лифчик Жален я забросила подальше на шкаф.

А пальчики Жален уже брели по низу моего живота к моей... Нет, теперь уже я не могу называть мои прелести просто писькой. Писька давно превратилась в... киску, жаждущую неги и ласки.

Влага сочилась изнутри. Пальчики Жален ухватили пухленькие губки моей киски, раздвинули их, слегка погрузившись в мое лоно.

 — Боже, как же это приятно, Жален, — пробормотала я в изнеможении и предвкушении блаженства.

Я ощутила, как мгновенно занемел клитор, набравшись крови и потянувшись навстречу ласкам пальчиков Жален.

Моя милая подружка осторожно взяла клитор двумя пальчиками, но мне казалось, что это не твердые пальцы из плоти держат его, а нежно-кремовое облачко обволакивает и ласкает его, плотно сжимая и вбирая в себя. В тот раз я забыла, что мечтала о прикосновении губ к моему сокровищу, столь нежными показались мне пальчики милой Жален. Ощущения усиливались от соприкосновений моих ладоней с прохладной кожей ее плеч.

Оргазм не заставил себя ждать, и всего через несколько минут сильнейшие конвульсии охватили мышцы бедер, живота, и я, задрожав всем телом, стала опускаться перед Жален. Подружка поддерживала меня, не отпуская от себя, и вот, когда наши лица оказались рядом, я инстинктивно прильнула своими губами к алым и горячим губкам Жален. Какими же нежными оказались они, если столь ласковы были пальчики моей усладительницы!

Я плохо помню, как Жален ушла, а ночью, достав со шкафа ее лифчик, уткнулась в него лицом и, ощутив аромат тела Жален, мгновенно кончила, едва коснувшись пальчиками моего сладострастного отросточка в капюшончике.

VI

 — Жален, как ты вчера?

 — Как обычно, — ответила она, и в ее голосе мне послышались легкие нотки обиды и укоризны.

Бедная, она снова должна была делать это сама. Мне стало так жаль мою подругу, что слезы выступили из глаз и защекотало в носу. Но тут же мне стало жаль и себя. Ну чем я виновата, что лишь я одна испытала вчера это чудное наслаждение, что оно лишило меня чувств и сил настолько, что я не смогла ответить Жален. Да мы и так ужасно рисковали, поскольку в любой момент в комнату могли заглянуть мои родители.

 — Жален, а я без трусиков.

 — А я без лифчика, — тут же ответила Жален и мы рассмеялись одновременно, вдруг почувствовав, что возвращается взаимопонимание и взаимопритяжение.

Уроки, на удивление, прошли быстро и легко, и вот мы вышли из школы. Последние дни стояла очень теплая погода. Всюду зеленело, солнце припекало, небо манило глубокой и загадочной голубизной. Настроение было подстать погоде.

 — Пойдем ко мне, — предложила Жален, и я поняла, что сегодня нам никто не помешает. Волна удовольствия захлестнула меня, и я даже не сразу поняла, что идем мы каким-то странным путем. Жален незаметно увлекла меня на соседнюю улочку, откуда выход был к старому парку, подле которого и стоял домик Жален. Мы вошли в парк, и тут Жален достала из сумочки сигареты.

 — Ты куришь!?

Я очень сильно удивилась и почти испугалась, потому что в нашей школе не курили даже мальчишки — за это просто выгоняли из школы.

 — Иногда, — ответила Жален, и достала из пачки сигарету.

 — Давай, отойдем с дорожки на минуту, — сказала она.

Да мне и самой очень не хотелось, чтобы нас кто-то заметил с сигаретами, и мы шагнули на газон. Чуть углубившись за деревья, мы обнаружили толстый поваленный клен. Кора давно облетела с его ствола, обнажив гладкую серую поверхность. Жален присела на ствол и достала из кармана маленькую зажигалку.

Чуть припухлые губки легко обхватили один кончик сигареты, а у другого вспыхнуло голубовато-желтое пламя. Щеки Жален слегка втянулись, на кончике сигареты засветились красные искры и через мгновение весь кончик окрасился ярко оранжевым цветом. Следом за этим голубое облачко дыма сорвалось с губ Жален.

 — Поцелуй меня, — тихо сказала Жален.

Мне сразу вспомнился наш нечаянный вчерашний поцелуй, и на губах появился сладкий привкус, а в животе возник легкий спазм, разошедшийся тотчас по всему телу жаркой волной. Я присела на серый ствол рядом с Жален, чуть повыше ее, обхватила подругу левой рукой за плечи, а правой слегка оперлась на ее левое бедро, высоко, почти у самой талии. Чуть откинутая назад, головка Жален с прикрытыми глазами склонилась ко мне, я наклонила свою голову в другую сторону и, тоже прикрыв глаза, медленно приблизилась к ее губам.

Тонкий и сладкий запах косметики и туалетной воды Кайен смешался с чуть едким запахом табачного дыма, проник в меня, породив совершенно необычное ощущение, соответствующее нашей сладкой, но где-то порочной связи. Этот запах подталкивал меня к краю какой-то пугающей и манящей одновременно пропасти, на дне которой свирепым потоком бурлили чувственность и наслаждение.

В следующее мгновение губы смялись о губы, соединились воедино так, что, казалось, будто кровь Жален и моя смешались, соединились в единый всплеск, как две встречные волны. В неумелых еще ласках языки проникли меж зубов, скользнули по деснам, а зубы, мягко ударившись в этой встрече, породили тонкую вибрацию, эхом отозвавшуюся во всех потаенных уголках моего юного тела. Руки Жален, я чувствовала это, впились в ствол дерева, и только благодаря этой судорожной хватке мы не повалились на землю. И снова тонкий горьковатый привкус дыма на слизистой рта Жален придал особую остроту охватившему меня чувству безграничной любви к моей подруге, усилил до бесконечности неутолимое желание обладать ею.

Незаметно и быстро мои пальчики расстегнули несколько пуговичек на блузке Жален, и я тут же смогла убедиться, что подруга не лгала, сказав в школе об отсутствии лифчика. Впрочем, проверка не была моей целью, я действовала, поддавшись чувству и почти животному инстинкту. Краем зрения через отвороты блузки мелькнул чудный бугорок с вишенкой на вершине. Даже не вишенкой еще, а маленькой и, наверное, очень сладкой изюминкой.

Поток воздуха с дымом из ноздрей Жален прямо мне в лицо должен был заставить меня закашляться, но любовная судорога во всем теле раздавила позыв к кашлю, мягко и мощно растворив чувство едва возникшего першения в горле. Тут же я пожалела, буквально остатками сознания, что не надела трусиков, поскольку внутри меня вдруг все настолько повлажнело, что через минуту ткань юбочки подо мной неизбежно должна была промокнуть.

 — Давай, пописаем, — совершенно неожиданно чуть хриплым голосом вдруг произнесла Жален, едва наши губы разъединились.

Боже, как она может! Я сейчас совершенно не хочу и не могу. Но слова подруги все же несколько охладили меня.

Мы встали с дерева,...  и Жален медленно присела прямо передо мной, спустив беленькие трусики и приподняв юбочку. Я, словно подчиняясь ее воле, тоже присела перед ней, тоже прибрала юбочку, но своих ног не развела.

Жален же, напротив, широко раздвинула свои коленки в стороны и мне открылась совершенно поразительная по красоте картина!

Узкая щель в самом низу живота практически не разошлась, белые гладкие половые губки были, очевидно, гладко выбриты и обрамляли совсем маленькое отверстие. Совершенно непонятно было, как через такое отверстие в недалеком будущем сможет пролезть головка ребенка, сейчас в нем тесно было бы и двум пальчикам.

Впрочем, у меня была точно такая же конструкция, но эта мысль до сих пор как-то не приходила мне в голову.

Жален меж тем пальчиками раздвинула губки и ее отверстие стало напоминать глазик. Между веками-губками открылась нежнейшая и манящая розовость. В следующее мгновения из этого «глазика», чуть ниже середины, вырвалась светло золотистая струйка. Она ударила в прошлогоднюю листву, взрыхлила ее, и пузырящаяся лужица устремилась потоком в мою сторону. Еще мгновение струя прошлась по этой лужице влево, затем вернулась в исходную точку и быстро опала, обрамив золотистыми капельками нижнюю часть «глазика».

Влага лишь чуть-чуть приподнялась между травинок и тут же исчезла, впитавшись в почву. Всплывшая, было, листва так и осталась сухой сверху, образовав едва заметный бугорок на месте лужицы. Жален достала платочек и промокнула им свой чудный «глазик» между ног.

Картина произошедшего у меня перед глазами поразила меня своей неожиданной красотой и очарованием. Я даже представить себе не могла, сколь завораживающим может быть простой и обыденный, казалось бы, физиологический акт. Мне еще больше захотелось прильнуть устами к этому милому месту, вновь поразившему мое воображение совсем с неожиданной стороны.

С того момента, как Жален закурила, прошло, наверное, минут пять, но сколько они вместили переживаний, ощущений и чувств! От всего этого я едва не валилась с ног.

Пописай тоже, — попросила моя подруга, оставаясь сидеть почти в той же позе.

Я послушно раздвинула ноги, еще не соображая даже, хочу ли я этого на самом деле. Минуту назад я точно еще не хотела и даже не представляла, как это у меня сейчас может получиться. Правда, в школе, предвкушая развитие событий, я так увлеклась, что ни разу не побывала в туалете, поэтому жидкости во мне накопилось предостаточно. Сможет ли организм исторгнуть ее излишки, находясь в таком необычном состоянии?

Наверное, на меня здорово подействовала магия увиденного, и я тут же почувствовала, как жидкость мощно пробирается внутри меня к выходу. Писать в таком возбужденном состоянии мне еще не приходилось. Сильная и упругая струя создавала сладкую вибрацию где-то в глубине, что-то задевала, тревожила и услаждала одновременно, а когда она внезапно оборвалась, я чуть не кончила, оттого что резко захлопнулось отверстие, испускавшее эту струю. На мне тоже осели золотистые капельки, но, кроме них, из приоткрытой розовой щели выступили полупрозрачные и несколько тягучие соки возбуждения.

 — Да ты уже потекла, милая, — с едва заметной дрожью в голосе произнесла Жален и осторожно прижала свой чуть влажный платочек к моей киске. Я тут же обняла эту протянутую ко мне руку, притянула ее к себе, желая задержать это прикосновение.

Послышались голоса, кто-то проходил по дорожке, с которой мы недавно свернули. Вспорхнули недалеко птицы. Мы сидели, не шелохнувшись, и тихо смеялись друг с дружкой своему нелепому положению в людном, пусть и недоступном для глаз месте.

VII

Оглянувшись, я заметила тонкий белый «карандашик» чуть надкуренной сигареты. Я не видела, когда Жален погасила ее. Едва ли она сделала три вдоха, так мало тронута была эта сигарета. Она лежала на свежем зеленом воронкообразном листе какого-то растения, словно в пепельнице.

Жален и потом курила также символически. Она словно чувствовала, какую пикантность придает моим ощущениям привкус табачного дыма.

К дому мы подходили с другой стороны, через маленький садик с какими-то цветущими кустами и деревцами. Вот знакомый красный камень на дорожках, вот и окошко, занавешенное тоже знакомыми шторами.

Обе вспомнили те самые полчаса, в которые мы, по существу познакомились, обе были под впечатлением нашей прогулки по газону за кустики, поэтому, когда мы вошли в дом, когда стены и крыша надежно отгородили нас от всего мира, нас опять просто бросило в объятия друг к другу. Ноги и руки переплелись, животики и груди тесно прижались друг к другу, губы, отыскивая друг друга, оросили влагой кожу шеи, кончики ушей, щеки, а затем, встретившись, сомкнулись в нежном, страстном и упоительном поцелуе, от которого тела окончательно потеряли равновесие, и мы рухнули подле порога, нисколько не испытав какой-либо боли от падения.

Чуть придя в себя, мы сели прямо на пол и снова засмеялись, но тут же испугались, ведь мы совсем не проверили, есть ли кто дома. Но было тихо, никто на наш внезапный и громкий смех не реагировал. Жален проводила меня в свою комнату, а сама вышла посмотреть, действительно ли мы одни.

Вот эта милая постелька, в которой я, наконец, окажусь. От этой мысли веселые мурашки побежали по всему телу. Я хотела тотчас кинуться к подушке, хранившей аромат тела и волос Жален, но почему-то не смогла, и присела на то же самое кресло у столика. Знакомая ваза, но пустая, знакомая салфетка на столе, красивый стакан на тумбочке у постели. Над постелью приколоты разные картинки совсем непредосудительного характера.

Жален вернулась с бутербродами и апельсиновым соком. Мы и, правда, оголодали, поэтому с охотой накинулись на еду, запивая ее соком. Вполне, однако, хватило по одному бутерброду. Я еще доедала его, когда Жален вдруг подсела ко мне и близко-близко заглянула в мои глаза. Неужели и мои глаза такие же неровно окрашенные? Издали глаза Жален казались двумя сапфирами, столь чистым и ясным был их цвет. Вблизи оказалось, что радужка построена словно из чешуек.

И цвет их менялся от светло-серого до темно-синего. Эта странная смесь, оказывается, и давала на некотором расстоянии ясный сапфировый цвет. Я сразу же подумала о крылышках бабочек, очень ярких и ровных по цвету издали, и совсем других под увеличительным стеклом.

 — Какой же неаккуратный у нас ротик, — Жален заговорила со мной, как с маленьким ребенком, — сколько же крошек на этих губках.

И она пальчиком провела по моим губам, собрала им крошки, а затем медленно слизала их с пальца. Крошки, конечно, собрались не все, и Жален повторила процедуру, немного погрузив пальчик мне в рот. И снова во мне все зажглось, сердечко затрепетало, а дыхание участилось.

 — Нет, лучше я так, — и Жален стала слизывать остатки крошек своим горячим язычком.

Тут в голове у меня помутилось от предвкушения неземного блаженства и наслаждения.

 — Жален, пойдем, я тебя раздену.

И мы перебрались, наконец, в ее постельку.

Тут силы вновь вернулись ко мне. Жален легла ближе к стенке на спину, а я села на коленки с краю. Влага вновь приятно защекотала внутри, но теперь я уже не опасалась за одежду — скорее, пострадает постель, за что, я была уверена, Жален охотно простит меня.

Мои вдруг похолодевшие ладони коснулись блузки на животе Жален и словно обожглись от этого прикосновения. Жален тоже вздрогнула, как от электрического разряда, и слегка выгнулась. Ладони медленно двинулись вверх, осторожно взобрались на два бугорка. Под тканью остро проступили набухшие и затвердевшие сосочки.

На минуту я оставила эти прелести и сняла с Жален жакет. Затем вернулась к блузке и начала расстегивать пуговицы снизу. Наконец, осталась лишь вторая пуговичка сверху. Самую верхнюю Жален так и не стала застегивать после нашей отлучки за кустики в старом парке. Эта вторая пуговичка держала ... края блузки, расположившейся шатром над двумя соблазнительными холмиками.

Я склонилась к прохладному телу Жален, коснулась ее животика горячими и сухими губами чуть выше пупка и стала двигаться вверх. Наконец, носик мой уткнулся в самую вершину импровизированного шатра, и через мгновение этот шатер был повержен. Пуговичка расстегнулась как бы сама собой, полы блузки упали на постель, а я неистово и неумело принялась сосать две сладкие изюминки одну за другой.

Как хорошо! — Жален чуть слышно застонала и стала также неистово сжимать своими пальчиками поочередно освобождающиеся от моих поцелуев бусинки — то одну, то другую. Она сжимала их так сильно, что ей наверняка должно было быть больно, однако стонала она явно от удовольствия.

Немного утолив свою страсть к обладанию сладкими сосочками Жален, я продолжила раздевание, и моя правая ладонь двинулась к левой ее подмышке. Мне тоже нужно сбрить везде все лишние волосики, подумала я мимоходом, обнаружив, что подмышка у Жален абсолютно гладкая и удивительно нежная. Ладонь в своем плавном и последовательном движении зацепила рукав, и Жален сама помогла мне снять его с руки. Рука при этом так и осталась поднятой вверх, а мне открылся такой милый вид на обнаженный бок, подмышку, обнаженную грудь, плечо.

Запах свежего девичьего пота донесся до моих ноздрей, и буквально бросил меня к этой подмышке. Я лихорадочно исцеловала ее и тут же тщательно вылизала нежный тонкий и трепетный покров тела Жален. Тут же меня унесло к другой руке, и милая процедура повторилась справа.

На короткое время я вернулась к сосочкам, целовала их, целовала шею Жален, глаза и, конечно, губы. От всего этого, я чувствовала, мой клитор словно сделался маленьким у упругим шариком, губки моей киски от собственных моих движений сдавливали и ласкали его. В общем, я была на волоске от выброса каких-то неведомых мне веществ в кровь, или еще куда, от коллапса всех нервных окончаний в нижней части тела, имя которым — смешное латинское слово — оргазм. Я всем своим существом жаждала этого взрыва и, в то же время, сдерживала его приход, потому что еще больше хотела, чтобы взрыв этот пришел к Жален первой. В крайнем случае, пусть бы он пришел к нам одновременно.

В своих неистовых ласках я не заметила сразу, как руки Жален протянулись вниз, под пояс ее юбки.

 — Жален, милая, я сейчас, — почти закричала я, увидев, что подруга и в этой ситуации едва не прибегла к мастурбации. Нет, конечно, мастурбация в таких обстоятельствах это совсем не то, что в одиночку. Наверное, это очень даже замечательный способ удовлетворения друг друга — мастурбация на глазах друг друга, с прикосновениями, ласками и поцелуями. Даже не знаю, как и откуда залетела мне эта вполне правильная мысль тогда в голову!

Я быстро нашла застежки на юбке Жален и освободила ее от этой одежды. Жален лежала передо мной в одних уже повлажневших трусиках. Я осторожно и настойчиво вытянула ее руку из трусиков и стала стягивать их с нее. Жален, помогая мне, чуть приподнялась, и вот, вот она уже лежит передо мной совершенно обнаженная. Ее клитор тоже трепетал чувственностью и даже слегка раздвинул припухлые губки, чуть розовея из-под них. Длинные белые волосы разметались по постели, руки чуть раздвинуты в стороны, кулачки сжаты, Жален как бы опирается на локти, заметно напрягшись и теперь покорно ожидая от меня действия, завершающего наш сегодняшний марафон на пути к пику блаженства.

Я, как тигрица перед броском, бросаю последний взгляд на это божественное тело, распростертое передо мной. Затем срываю с себя одежды, падаю на Жален, уже не чувствуя своего тела, настолько все сосредоточилось в моих губах — верхних и нижних. Сильно целую ее в губы, затем дорожка поцелуев к одной ее груди, к другой, поцелуи в живот, Жален при этом почти садится. И, наконец, испепеляющее желание последних дней — уста мои смыкаются вокруг узелка всей женской чувственности.

Я вбираю его в рот, расталкивая язычком окружающие его губки, Жален выгибается и бьется в страшных судорогах, очевидно, уже без сознания, хватает меня за голову, тянет за волосы, больно и приятно одновременно. Эта дрожь передается через ее конвульсирующий клитор моим губам, бежит по всему телу, заставляя меня плотно прижаться к телу такой родной подруги. В последние мгновения, которые я еще помню, ноги мои обхватывают бедро Жален, и я расплющиваю о ее коленную чашечку свою вишенку между ног. Вишенка лопается, обдавая искрящимися снопами внутреннюю часть бедер, низ живота. Лопается что-то внутри, в самом мозгу, спазм перехватывает горло и нежно душит меня...

VIII

 — Мне холодно, — жалобный голос Жален возвращает меня из полузабытья, в котором я чувствовала что-то до боли приятное во всех уголках моего тела. Я тоже начинаю ощущать не очень приятную прохладу. Постель под нами, заметно влажная, источает холод.

 — Пойдем в ванную, погреемся, — предлагает Жален, и в моей памяти сразу всплывают абсолютно детские воспоминания о купаниях с моей сестрой. Где-то между ног заныло сладостно и неприятно одновременно. Эта легкая неприятность, однако, всегда возбуждающе действовала на меня. Возникала она от увлечения мастурбацией, и мастурбацией же я лечила ее. Просто второй, а то и третий оргазм настолько обессиливал меня, что я уже ни о чем более не думала и засыпала.

 — Боже, у меня нет никаких сил, Жален, — произнесла я с ложной надеждой, что сегодня мы уже не станем повторять этот безумный, сладкий и жестокий путь к вершине, по достижении которой следует падение в бездну изнуряющего наслаждения и ни с чем несравнимого удовольствия.

Мы поднялись и, не прибирая в комнате, направились, как были, голые, в ванную комнату. Глядя на Жален, я невольно сравнила ее с моей сестрой. Да, они определенно были похожи фигурами. Только волосы у одной темные, а у другой белые.

Чувства неотвратимо просыпались, и, не доходя ванной комнаты, мы снова были в объятиях друг друга. Снова нас согрел поцелуй с касанием зубов, снова головы наши закружились, и мы упали, проходя большую комнату, на широкий диван. Теперь, правда, не было уже в нашем порыве, стремлении друг к другу той звериной силы. Теперь, и мы обе чувствовали это, в нас превалировала нежность.

Мы разъединили уста, прижались щека к щеке и пролежали в блаженном покое минуты две, ощущая удары собственного сердца и стуки сердца подруги. Потом у обеих одновременно возникло желание поскорее смыть с себя все чужеродные частицы и пылинки этого дивана, на котором за долгие годы кто только не сидел и не лежал.

Ванная комната была вложена розовым кафелем, на столике перед большим зеркалом стояли всевозможные моющие средства, кремы, парфюм. На полчках — прочие принадлежности. Вешалка с тремя большими чистыми полотенцами. Сама ванна — посередине комнаты, довольно большая и чуть розоватая.

В комнате сначала было прохладно. Мы включили горячую воду, и воздух постепенно согрелся. Благодарная мне Жален первой принялась мыть меня. В ванне было вполне просторно вдвоем. Такого тихого блаженства я, наверное, не испытывала никогда. Нежные руки Жален гладили мои плечи, спину, живот. Взяв немного шампуня, Жален взбила густую пену на моей голове. При этом два холмика с изюминками игриво колыхались перед моими глазами, и постепенно возбуждали меня. Потом она взяла душ на длинном шланге и стала смывать с меня шампунь и мыло. Особенно приятно было, когда вода упругой струей обдавала мои маленькие титечки.

Смыв всю пену, Жален принялась мыть мои ноги, начав с верха. Она велела мне встать, а сама, оставаясь на корточках, ладонями терла бедра, ягодицы, проникла и между ягодиц к самому анусу, что было очень приятно. Потом руки ее скользнули в промежность, к моей киске, осторожно вымыли остатки сексуальной влаги, приласкали клитор, отчего он слегка возбудился и послал волны мягкого удовольствия вверх, до самых ... моих титечек.

Титечки восприняли этот посыл и слегка приподнялись, на них тотчас увеличились красновато-коричневые сосочки. Жален заметила эти изменения и ласково потрепала мои изюминки, как ни странно, тем самым несколько успокоив меня. Плотина, сдерживающая поток сексуальной энергии стала чуть выше, и я почувствовала, что новый удар этой стихии будет не слабее испытанного полчаса назад.

Посадив меня снова, Жален принялась за мои коленки и ступни.

Боже, какое это несказанное удовольствие. Она перебирала мои пальчики, непроизвольно щекотала пяточки, щиколотки, икры, коленки. Еще один сеанс душа запомнился обмыванием моих прелестей. Каждая из нас, конечно, знает эти ласки, но из рук подруги — это самое настоящее блаженство.

Я бы тут могла и кончить, но мне хотелось иметь силы, чтобы подарить то же подруге, что она сделала со мной — также омыть ее тело.

Мы, конечно, поступали сейчас очень расточительно, не заткнув сливное отверстие пробкой, и вода постоянно убегала из ванны. Мы сидели в мелкой луже с обильной пеной. Теплые пары от воды поднимались вверх, также и края ванны защищали нас от окружающего воздуха, который, очевидно, не был достаточно теплым. Не было нам и жарко.

Я почти в точности повторила процедуру омовения над телом Жален. Тоже подразнила ее своими свежими бусинками, и Жален не преминула их ухватить губами, после чего я продолжила эту чрезвычайно приятную работу с некоторым усилием. Я тоже промыла у Жален все ее прелести, ощутила трепетный и отзывчивый клитор. Проделала и возбуждающую душевую процедуру, от которой моя девочка сразу же начала млеть. Обмывая ножки Жален, я взяла ее помытые пальчики в рот, и каскад новых сексуальных ощущений вновь порадовал меня этой самой новизной. И тут мне пришла в голову одна мысль:

 — Жален, побрей меня, пожалуйста.

Жален охотно согласилась. Она вылезла из ванны, прошла к каким-то полочкам и вернулась с готовым к делу прибором. А я любовалась на нее, обнаженную. Как она шла к полочкам. И как обратно.

Жален не стала использовать какие-то специальные кремы, а просто намылила мои подмышки и в несколько движений сделала их такими же гладкими, как у нее. Далее она велела мне лечь на спину и стала намыливать мой лобок. Как же мне вновь стало хорошо и приятно!

 — Раздвинь ножки, — попросила она.

Я раздвинула ножки и закрыла глаза, млея от удовольствия, возникшего из-за, что Жален сейчас созерцает мои самые сокровенные места.

То ли волосики мои еще слишком нежны, то ли Жален такая умелица, но бритье не доставило мне ни капельки сколько-нибудь неприятных ощущений. Напротив, легкое и мягкое скольжение лезвия по низу моего животика, по лобку, в пахах и по внешней стороне моих половых губок все более возбуждало меня. Выбрив меня и снова обдав мои прелести тугой струей из душа, Жален прильнула к ним разгоряченными губами. Жар страсти неудержимо разгорался в нас обеих.

И снова центр ощущений переместился в центры наших тел, в то место, где зарождается новая жизнь, и где появляется она через девять месяцев на свет Божий. Мы знали, что когда-то это случится и с нами, когда-то будут в нашей жизни эти странные и грубоватые существа — мужчины, без которых продолжение рода человеческого невозможно. С точки зрения, признанной за истину, наши услады были сродни пустоцвету, не дающему того, для чего цветы, собственно, и предназначены.

Однако известно, что яблоня несколько лет цветет, не давая плодов. Так и мы чувствовали себя вправе дать бесплодно отгореть нескольким поколениям цветов, прежде чем однажды пыльца отяжелит наши чрева желанным плодом. Мы интуитивно чувствовали себя вправе насладиться тем наслаждением, которое мы можем дать себе только сами — наедине с собой, или в паре (а то и тройке) с подругой или подругами.

Побритая, так и продолжала лежать я в теплой водичке на дне ванны с широко разведенными ногами, словно вывернутая наизнанку, благо ванна это легко позволяла. Уровень начал потихоньку прибывать. Жален ласкала мое тело, временами целуя в самый клитор, отчего он быстро налился кровью и, я это почти чувствовала, высунулся меж моих половых губок наружу.

 — Жален, возьми меня своим клитором, — такая вот новая мысль вдруг посетила меня.

Боже, сколько же открытий свалилось на меня за эти сутки. На меня и на Жален, безусловно.

Жален поняла меня с полуслова, да она и сама, очевидно, хотела чего-то такого. Я взяла себя за колени и постаралась отвести ноги максимально назад, чтобы Жален смогла достать меня своим клитором. И ей это удалось. Она тоже раздвинула свои согнутые в коленях ноги и выгнувшись всем телом протянула навстречу мне среднюю часть своего тела, коснулась сначала своей киской моей киски, прижалась ко мне, а затем, поискав мой клитор в пространстве, точно нацелилась и ударилась в него своим, также жаждавшим ласки прикосновений.

Наши клиторы сошлись, как два воина. Незримая битва меж ними создавала звон в наших телах. Мы то прижимались ими плотно-плотно друг к дружке, то наклоняли одним из них в сторону другой, и трудно было разобрать в состоянии этой божественной перевозбужденности, где чье тело и даже, где чей клитор. Казалось иногда, что я ощущаю себя клитором Жален.

Давление, однако, производилось и на сами наши органы в целом, и теперь это давление своей приятностью проникало вглубь наших тел, отдаваясь где-то в промежности, и где-то даже у ануса эхом будущих проникновений. Проникновений мужского члена во влагалище и мужского же члена в задний проход. Или не только члена, а чего-нибудь похожего, но сейчас это было совершенно не важно. Сейчас я получала не сравнимое ни с чем удовольствие от божественного контакта с Жален, существом подобным мне. И это существо я сейчас любила больше всех на свете.

Вода уже подбиралась к моему лицу, когда второй за сегодня взрыв потряс наши юные тела. На этот раз мы не удержались от криков, настолько силен и остр был этот второй оргазм, настигший нас почти одновременно при очередном ударе клитора о клитор, при очередном сплющивании наших кисок друг о друга!!! Кто-то из нас задрожал и закричал первой. Вторую выброс безумной энергии настиг, спустя еще несколько ударов-соитий. Но понять, которая из нас была первой, а которая второй, мы уже не могли!

Жален в изнеможении и судорогах повалилась на меня, ухватившись за свои изюминки. Поцелуями настигла мои, но это уже было свыше моих сил, и тогда она впилась своим ртом в мои уста, погрузив мою голову под воду. Это грозило обеим опасностью захлебнуться, и мы, на одном только инстинктивном чувстве самосохранения в ту же минуту вынырнули из воды, словно дельфины, и сели одна другой напротив, сплетя ноги, прижавшись телами, обнявшись крепко руками и вновь найдя губами друг друга.

Снова блаженная нега разлилась по телам, обессиленным любовной борьбой. Теплая вода прибывала, приятно щекоча сначала животики, потом груди, потом подмышки и, наконец, плечи. Наши любовные соки смешались с обилием воды, и я лишь усилием ума убеждала себя, что купаюсь в Жален.

IX

Опомнились мы от звуков открываемой двери.

 — Мама? — скорее, сама себя, притом, очень удивленно спросила Жален, — но она никак не должна вернуться до вечера.

 — А ты уверена, что еще не вечер? — глупо улыбаясь, спросила я. Я на самом деле совершенно потеряла чувство времени. Вообще, этот день сейчас казался мне каким-то бесконечным.

Не знаю почему, но сейчас меня совсем не беспокоило, что вдруг в дом заявятся родители Жален, даже ее отец. Не то мы обе были так утомлены любовью, что уже не имели никаких эмоциональных сил переживать такие пустяки. Не то, действительно, пустяками нам казалось все вокруг, по сравнению с переживаемыми нами ощущениями.

 — Жален, это вы купаетесь? — вдруг раздался голос за дверями ванной.

Это самое «вы» на секунду ... испугало меня. Я толком и не поняла, что имела в виду вопрошавшая за дверью. И уж совсем не понимала, кем эта женщина могла быть.

 — Это мы, — ответила Жален женщине за дверью и засмеялась. — Я совсем забыла, что по четвергам к нам приходит Миллена убираться в доме, — это уже она говорила мне.

Женщина что-то пробормотала. Кажется, она осталась не очень довольна ответом Жален. Но мне на это было уже наплевать, поскольку Жален и сама явно не очень-то беспокоилась.

Еще немного отдохнув, мы выбрались из ванны, слегка обтерлись полотенцами и, закутавшись в них, вышли. Из комнат доносился уже тихий звук пылесоса. Миллена встретилась нам возле того самого дивана, где мы недавно еще валялись в любовном экстазе, она чистила его. Взгляд ее был немного удивленным, немного осуждающим. Но мы гордо прошли мимо нее, взявшись за руки, утомленные и упоенные любовью, которая, наверное, явно читалась в наших позах и в наших глазах.

Мы не удостоили ее ни проявлением страха, ни даже каплей какого-либо раскаяния, оттого что она застала нас в такую минуту. Не потому, что она была прислугой, или исполняла сейчас эту роль. Просто она была из другого времени, не понятная нам, не понимающая нас. И нам было на все это наплевать просто потому, что сегодня нам было так здорово от самих себя.

Мы, не останавливаясь, прошли в комнату Жален, где по-прежнему царил милый беспорядок, устроенный нами днем. В комнате было тепло и мы, сняв влажные полотенца, как есть, обнаженными произвели минимальную уборку — просто собрали разбросанную повсюду одежду и повесили ее в шкаф. Затем доели бутерброды, запили соком и, подкрепившись таким образом, улеглись в постель и, обнявшись крепко-крепко, заснули, что-то перед этим нежно-нежно пошептав друг дружке.

X

Вовсе не удивительно, что в таком виде мы не смогли долго оставаться спокойными и благоразумными. Взаимное тепло от тел сначала быстро перевело наше дремание в настоящий сон. Но обеим, видимо, приснились какие-то сверхэротические сны, потому что проснулись мы опять в состоянии крайнего возбуждения, и уже во сне начали удовлетворять друг друга, лаская натруженные интимные места.

Обе, не сговариваясь, потянулись целовать клиторы и киски друг друга, и в результате оказались одна на другой, развернувшись телами навстречу. Сначала сверху была Жален. Она стояла на коленях, раздвинув ноги прямо над моей головой, целовала мой клитор, облизывала и обследовала проворным язычком всю мою киску. Снова веселые мурашки забегали по моему телу, снова занемело внизу живота, снова любовные волны, рождаясь в местах соприкосновения с устами Жален, удар за ударом стали прибивать меня к берегу по имени оргазм.

Обхватив Жален за талию, я приподнималась на руках и точно также, как она, лизала, ласкала, обследовала своими устами восхитительно-притягательные прелести Жален. Через какое-то время мы повалились набок, потом я оказалась сверху, потом мы вновь поменялись местами. Мы проникали нашими язычками в наши вагины, исследовали ими наши девственные плевы, растягивали до легкой и приятной боли отверстия в них.

Наконец, и третий раунд любовной битвы завершился полной победой обеих сторон. Окончательно обессиленные, на этот раз мы тут же и заснули, но уже не столько в крепких, сколько в нежных объятиях.

Так нас и застала мама Жален. Мы настолько прониклись собственной правотой, что не обеспокоились во время третьего раунда тем, что в доме есть посторонний. Мы также не позаботились о том, чтобы закрыть дверь на ключ.

XI

Не хочется вспоминать сейчас, да и вообще, окончание того славного весеннего денька. Не хочется вспоминать дня следующего, следующего за ним, и далее, всей недели, а потом недели следующей. Эти черные дни все-таки закончились, и мы снова стали встречаться с Жален, правда, тайком от наших родителей и вопреки их желанию разлучить нас.

Летом мы устроили настоящую оргию на том дереве, где впервые поцеловались. Там, действительно, было здорово предаваться нашей детской любви. Чувства обострялись от воспоминаний о нашем первом дне, а также оттого, что по дорожке за кустами нередко проходил кто-нибудь. Тогда мы замирали, стараясь не проронить ни звука, но потом вдруг, якобы по неосторожности, якобы нечаянно, либо кашляли, либо чихали, либо роняли что-нибудь, либо просто ударяли рукой или ногой по дереву. После этого замирали снова, так и оставаясь полуголыми, а то и голыми, со страхом ожидая, не придет ли кто на этот звук.

Дважды нам показалось, что кто-то, действительно, двигался в нашу сторону. Один раз мы, подхватив снятые платья, убежали дальше за деревья. Другой раз, когда было уже довольно сумеречно, снова затаились, хотя были практически голыми. Звук шагов приближался несколько мгновений, а потом стал удаляться. Помню, что в тот раз оргазм был необыкновенно силен.

Несколько раз мы устраивали наши любовные игры и в наших собственных домах, «пожертвовав» для этого утренними уроками. С утра все родители обыкновенно уходят на работу. При этом использовали и ванну, и постель, и стол на кухне, и прочую домашнюю обстановку.

Трижды рискнули предаться любви в самой школе, оставшись после уроков и запершись в одной из комнат, а один раз — прямо в школьном туалете, отпросившись с урока по надобности.

Потом пришло время расстаться. В шестнадцать лет родители Жален, наконец, сумели отправить ее в какой-то колледж. Я думаю, они все это время подозревали, что связь наша так и не прервалась, хотя нам удалось сохранить ее в тайне от них. Но видит Бог, произошло это каким-то чудесным — поистине Божественным образом.

Благодаря, Жален, я сохранила девственность до девятнадцати лет. После нее целых три года я не хотела заниматься любовью ни с кем.

У меня не было никакой депрессии. Все это время я успешно занималась мастурбацией и этим легко снимала всякое психическое напряжение. В этих занятиях я мысленно была с Жален, и это здорово помогало мне. У меня осталось несколько фотографий и вещей Жален, в том числе и лифчик с нашего первого свидания. Долго будила во мне добрые старые чувства одна из надкуренных Жален сигарет, которую я тайком от нее подобрала уже в самом конце того славного периода моей жизни — моей юности с Жален. Мне кажется, что все это время она хранила незабываемый аромат Жален.

XII

Теперь мне двадцать два. У меня есть замечательный молодой человек, с которым мы обвенчаемся этой осенью. Рассказ об моей последней любви был бы, наверное, куда более замечательным, чем этот. Но мне почему-то бесконечно радостно, когда я вспоминаю те два школьных года. Я не хочу их возвращения, не хотела их повторения. Я даже не очень хочу знать, что теперь с Жален. И только через шестнадцать лет, я это знаю точно, а для вас это навсегда останется загадкой, но в мою жизнь обязательно вновь вернется Жален Моей Юности.