Запись перваяЯ сошла с ума. Это, просто наваждение какое-то, я не могу больше думать ни о чём, «он» мне чудится, чуть ли не в каждом предмете, хоть чем-то напоминающий «его». Вчера, решила наделать пельменей, для раскатки теста взяла по привычке скалку и тут же отбросила её. Я явственно ощутила «его» в ладони, я даже пульс почувствовала, такой тихий и требовательный, будто стучится мне в ладонь, а его жар, словно перешёл мне в руку — рука «горела» весь день, ощущая эти тихие постукивания.Я сошла с ума. За весь день дважды подходила к умывальнику, чтобы помыть руки, но правую, мыть так и не стала, ну не дура ли: какие, к лешему, тут пельмени. Правда, я всё же их доделала, но позже, значительно позже — тесто уже и подсыхать начало. А скалка — скалка как скалка, и что мне привиделось, но, всё время старалась браться за неё только левой рукой, было очень неудобно и тестобщем, хрен знает, что получилось, а не пельмени и это у меня то. Он, придя с работы, только покосился и спросил: «почему пельмени такие», а я... уже и не помню, что я ответила. Он — я даже не заметила, как стала обращаться к нему от третьего лица, словно он посторонний мне, чужой и это он то, моя кровиночка, мой родненький, будто и не я взрастила его, будто не вот этой грудью вскормлен был и всё из-за «этого»... Ой, как стыдно то, даже думать стыдно не то что писать. На ночь, засунула руку под сиську — ту самую, правую — как я люблю, представляя, как два пульса стучат рядышком — дура. Дура, дура и ещё раз дура! «Он» и так мне снится, каждую ночь. Эта, вздыбленная вершина, зовёт меня к себе, а я бреду, словно во тьме, спотыкаюсь и падаю и снова бреду, а он далеко, как маяк в бушующем море указывает мне путь и как оазис в жаркой пустыне всё манит и манит к себе. Однажды, я было дошла до него, и вот осталось только руки протянуть, припасть к источнику наслаждения чтобы утолить свою жажду, насытить свой неистребимый голод и всё пропало. Я даже проснулась от своего крика — крика досады, да за что мне всё это. Сынок тоже проснулся, зашёл в комнату, спросил, что за кошмар мне привиделся, а я молчу, сижу на постели, вся в горячечном поту с пересохшими губами и молчу, боясь словом или движением выдать свои мысли, выдать — куда — я смотрю или вернее на что, а «он» вот, рядом, своим бугорком — мужская природа, видно, в туалет просится — приковывает взор. А свечка, моя милая «подружка» в тоскливые дни, уже не мила мне, даже больше, она мне противна, я отвергла её как что-то неестественное, не натуральное — даже рука не помогла, моя бедная «горошинка», я всю истёрла её пытаясь сбросить «напряжение», но нет, не смогла, я так больше и не уснула в тот день. Я хочу «его» и только «его».Я сошла с ума. Всё началось неделю назад, как раз в банный день, мой сыночек — моя радость, недавно вернувшийся с армии и сразу устроившийся на работу, благо место подвернулось приличное и деньги не плохие, истопил баньку и ведь ничего не предвещало дурного. Он ушел мыться, а я собрала ему свежее бельишко и понесла положить в предбанник, и надо было мне пройти мимо окошка бани, это просто чёрт какой-то подтолкнул меня, а там: я заметила, как возмужал мой сынок, как налились силой эти мужские руки, а плечи ушли в ширь, но там; ведь вроде только недавно мыла своего сыночка в тазике и его маленький, сморщенный уже превратился в такой... такого... всё хочу вспомнить какой был у его отца и не могу, так давно это было. Он лежал на лавке и водил рукой по своему достоянию, вверх-вниз, вверх-вниз, я даже порадовалась за него; девчонки, просто визжать будут от восторга, от одного только вида, как я когда-то. И чего это мне вдруг вспомнилось? Аж сердце защемило, рука сама легла на грудь, слушая пульс, да так там и осталась, я и не сразу сообразила, что она делает. Я любовалась видом, впитывала в себя каждое мгновение, каждую мельчайшую деталь, гордясь и радуясь за своего сыночка, что он стал таким взрослым — уже мужчина — а рука, ласкала мне грудь, успокаивая сердце и туманя рассудок. Я хотела отстранить, убрать её оттуда, но почему-то, стало так приятно и всё моё внимание было поглощено этим зрелищем. Я словно фотографировала, снимала на пленку запечатлевая каждый миг, а рука исподволь залезла под халат и пользуясь тем, что знает все мои секреты, так сладко, так нежно ласкала мою грудь, что я не смогла прервать её. И я, будто отстраняясь, со стороны следила за ним и за своим состоянием, как доктор за больным периодически проверяя его самочувствие, где каждое движение по члену вздымало во мне волны возбуждения. Член... именно тогда я впервые произнесла про себя это слово, мысленно пережёвывая его, словно пробуя на вкус, я явственно ощущала его упругость, жар, даже запах. Его рука, всё чаще и чаще, являла мне головку, сдвигая кожу ободком опоясывающую её, она, будто жерло вулкана, то пряча, то являя мне свою сердцевину, находящуюся на высокой «горе», а вены, словно горные тропы, ведущие к самой вершине. Мне кажется, я застонала в тот момент — нет, заскулила — так мне захотелось приблизиться, помочь, взять «его» в свои женские, ласковые руки, а его рука, чтобы... Ой, как стыдно то... но я всё же напишу эти строки. Да, да, да!!! Я хотела, чтобы его рука, срывая с меня одежду, буквально стиснула мне грудь, да так, чтоб сердце ойкнуло в груди, да так, чтоб в глазах потемнело, да чтобы...Пока я мечтала, его член изверг из себя семя, «жирными» тягучими каплями стекающее вниз, по руке на живот. Я уже и забыла как она выглядит, я находясь в какой-то прострации, стояла и смотрела на эти капли, ничего не замечая вокруг, я даже не заметила, как открыла рот в вожделении, машинально облизывая губы, а потом... потом, я присела на корточки в изнеможении, ощущая, как толчками разгоняется жар по моему телу; такое, знакомое чувство, но с годами всё реже меня посещающее.Той ночью, мне в первый раз приснился сон про НЕГО, будто бы, я танцую под дождем, нагая, зачарованная неведомой музыкой, а капли бьют меня по грудям; тяжелые, крупные капли, покрывая меня чем-то липким и тягучим.Запись втораяСегодня не одела лифчик, даже не знаю почему (последние слова зачёркнуты) знаю, конечно, знаю. Утром подошла к зеркалу, сняла ночнушку и долго рассматривала себя, поворачиваясь то одним боком то другим, любуясь и критикуя одновременно. Ну да, сиськи немного отвисли, но мне ведь не двадцать, ну талия почти незаметна, но у меня даже не пятидесятый размер, а попка? Да я, всю жизнь, на физическом труде, а в молодости — как, в фильме: «спортсменка», «комсомолка» и за что мне всё это, почему я всю жизнь одна. — А вот вам всем! Нате, выкусите! Я стояла и грозила кукишем кому-то невидимому в зеркало, сама себя распаляя, а потом сняла с себя трусики, чуть расставляя ноги и разглядывая «её», будто впервые видя. А ведь в «неё», только двое входили, ну, не считая посторонних предметов, второй, только через пять лет после смерти его отца; надеялась, а он... даже вспоминать не хочется.Я опять подумала о сыне от третьего лица, я будто сторонюсь его, отстраняясь и приближая его одновременно, словно готовлю его к чему-то. Нет, нет, о этом даже думать нельзя, меня же бог покарает.Я так и стояла, расставив ноги и разглядывая свою щелку, чувствуя, как она распаляется под моим взглядом. А если бы на тебя кто-то другой посмотрел, посторонний, как бы ты себя почувствовала, а? Я, будто бы, разговаривая со своей щелкой, подначивала её. А ведь и правда, ведь некому показать, не перед кем похвастаться кроме себя. Вот тогда я и не одела лифчик, но трусики одела, стыдно как-то и боязно. А чтобы отступать было некуда, надела свой самый узкий халатик, он мне ещё лет пять назад был мал, вот и пригодился. Халат натянулся в местах пуговиц, особенно на груди, того и гляди разойдётся по швам. У меня сердце заколотилось ... бешено и в щелке что-то защекотало, только представив, как пуговица выскочит из петли и мои «дыньки» вывалятся наружу на его обозрение.Всё утро я щеголяла перед ним, привыкая сама и привлекая его внимание. Я уж и забыла какой он короткий, халат-то, почти на две ладони выше коленей, а если я очень, очень низко нагнусь, то что тогда? Нет, лучше не искушать судьбу. Он конечно заметил, но виду не подал, наоборот, старательно отворачивался делая вид, что не замечает мои голые ляжки, а когда я наклонялась вперёд, грудь так давила на халат, что того и гляди раздастся треск, а я с надеждой прислушивалась ну, когда же, когда раздастся этот долгожданный звук и он увидит мои сиськи, но ткань на удивление оказалась крепкой, а пуговицу, будто то сваркой приварили, помочь самой, я как-то не решилась. Но и этого хватило, его бугорок в штанах так разбух, что это уже и не бугорок — холм, я только от одной мысли раскраснелась: это я только лифчик сняла, а еслипоказалось, там даже волосы зашевелились. И так мне его жалко стало, он ведь тоже страдает без женской ласки, эгоистка проклятая, я ведь за всё время, так ни разу и не спросила его, есть у него девушка или нет. Он заметил, что я очнулась, испугался, хотел было что-то сказать, оправдаться, да так и остался с открытым ртом. Я протянула к нему руки, так захотелось обнять его, приласкать, успокоить прижать к себе, а только его рука легла мне на грудь, у меня словно ключик в голове провернули, да и сломали — все двери настежь — только звук какой-то звонкий в голове, отдаваясь во всём теле и ноги сами пошли в разные стороны. А уж когда он до второй дотронулся, да сжал её как я хотела, а потом под сиську — «зачерпывая» — я аж выгнулась, подаваясь к нему всем телом, так захотелось закричать. — Угадал! — но только простонала. Тут уж я сама схватила его за член (а он пульсирует — как во сне и «горит», словно, жар внутри) и потянула к себе, разрешая. Сильное тело знало, что делать, ему не надо было показывать, объяснять; он вставил, с нажимом входя в меня и вдавливая в глубину, только в глаза мне посмотрел, всё не веря, боясь, что это не правда, что вскочу, отхлещу, исцарапаю его лицо. Мне захотелось приободрить его, сказать что-то обнадёживающее, а, как вошёл в меня до конца, словно поршнем меня расширяя, то протянула протяжно, будто пытаясь увеличить «его» ещё больше. — Хуууууууууууу-й. Он сначала удивился, не ожидая таких слов от меня, а потом в его глазах загорелся какой-то огонёк и он, вытащив, снова вставил до конца, всем своим видом показывая, что ему понравилось, как я сказала. Я хотела добавить что-то подобное, хотела ещё больше ему понравиться, но ляпнула то, что вертелось в мозгу, выдавая себя с головой, все свои чаянья и надежды. — Наконец-то. Но он обрадовался: словно получил добро, словно последнее препятствие рухнуло между нашими телами, схватил за сиськи, сильно сжимая и притягивая к себе навстречу, насаживая ещё глубже. Щелка «застонала», прося моего «заступничества», но я осталась глуха к её мольбам, злорадно приговаривая: «что хотела, то и получила», иногда стискивая зубы, когда он слишком сильно сдавливал грудь. И, только я вошла во вкус, только стала «пьянеть» от этого траханья, как он разрядился у меня внутри, я чуть не бросила ему в лицо обидное. — Уже. А он и так уже понял, смотрит виновато и губа нижняя дрожит. Скинула я ноги с лавки, чувствую, как по ноге его семя стекает, а мне некогда, не до этого, я смотрю как мой «великан» сдувается, уходит в себя, будто в раковинку прячется. Так обидно стало, да, что за наказание-то такое, а в душе опять «волна» неудовлетворённости нарастает, притянула его к себе и засунула член чуть не целиком в рот, сама же, удивляясь своему решению. Как он воспринял мои действия я не знаю, я спешила, я торопилась, быстрей восстановить его силу, чтобы он опять поднялся в свой могучий рост. Яростно надрачивая одной рукой, другой я ласкала его ягодицы, я даже не заметила, как слизала остатки спермы с члена: вкус, запах — неважно, у меня билась в голове только одна мысль, одно желание. — Подымайся, подымайся. Видимо, я слишком жаждала этого, вот и переусердствовала, так тщательно вылизывая и шлифуя языком его головку, что он довольно быстро восстановился, набухая у меня во рту словно «волшебный боб» смоченный слюной, но тут же опять разрядился — даже не предупредил. Зараза! Это было так неожиданно и её было так много что я поперхнулась, отплёвываясь и чертыхаясь (слышала я, что мужики просто балдеют, когда мы глотаем сперму, но не в этот раз), хотела сказать ему пару ласковых, но его нижняя губа ещё сильнее затряслась, кинулся извиняться, просить прощения, ну куда я денусь, конечно, простила. А ведь это был мой первый минет, отец его слишком быстро ушёл из жизни, мы и насладиться не успели друг другом, а другой и не просил и в этот раз как-то комом всё. Он чтобы загладить вину стал таким внимательным, увидел остатки спермы на подбородке, вытер пальчиком нежно касаясь, а я возьми да оближи его палец, чтобы сгладить обстановку. Посмеялись. Тут уж я растёрла эту капельку на языке, сразу и вкусовые ощущения появились, ну, чуть кисленькая и с горчинкой, и вместе с тем терпкая, какую-то ягоду мне напомнила или фрукт, а неважно. Он было стал ласкаться, просить продолжения, но я отказала, даже целоваться лез — вот охальник. Нет. Поздно уже было, да и день тяжёлый, столько эмоций, столько всего — в один день. Назад он нёс меня на руках. Ах, как давно меня не носили на руках, я прям растеклась вся в его объятиях, а сама обняла его за шею и целую, целую, нет, не в губы, в шею, в щёчки, даже ухо у него поласкала языком. Но всё равно было уже поздно. Мы так и уснули обнимая друг друга. А под утро вскочила, вся в холодном поту. Дура, дура беспросветная! Это ж надо не подумать об этом заранее, вскочила — роясь в сундучках и кладовых. Моя бабка была травницей, так что завещала мне много разных рецептов и трав. Как солнце размежевалось, побежала в ближайший лесок, знала я там одно местечко, а вернувшись бросилась отвар варить. Тут он проснулся, пристаёт, под подол лезет и к сиське тянется и ведь наглец какой, как будто я ему должна уже, ну, я и не выдержала, рявкнула ему что-то обидное, а в добавок оплеуху отвесила. Ведь не маленький, должен понимать в какие «игры» играем, а ежели грех наружу выплывет, да животом округлится, да на всю деревню опозоришься и не только. Ведь он же мне внутрь кончил, внутрь. А он обиделся, сильно обиделся, так дверью хлопнул что стены задрожали — моя кровь. Вот теперь сижу, пишу эти строки и смотрю в окошко. Ночь уж скоро, а его всё нет. Но я дождусь.Запись пятаяС чего же мне начать, даже не знаю, столько всего произошло, столько событий, в голове такая мешанина. Сегодня день передышки, да и опасно, боюсь отвар не поможет. В тот, первый день, я в себя тройную дозу вбухала, чуть не стошнило. Ой, хоть бы пронесло. Ну по порядку. В тот день он уж поздно ночью явился — пьяный. Раньше он такого не позволял. Опять извинения просил, умолял чего-то, даже слезу пустил. Но я не стала слушать — утро вечераУложила его спать, а сама рядышком присела. Глажу его по голове и думы думаю, как же далеко мы с тобой зашли и ведь не остановишься, да и не хочу. А потом опомнилась, вот балда, да чего я сижу то, скинула одёжку и к нему: к его силе, к мощи, к его теплу прижалась всем телом. Ах, как хорошо то. Пахнет от него перегаром, конечно, ну и пусть. Я давай обследовать его тело пока он в отключке, вроде с пелёнок при мне, ан нет, совсем другое. Провела по груди рукой ощупывая каждый миллиметр, восхищаясь его силе, нашла рубчик — в темноте не видно, но похоже шрам — странно, я не замечала или не хотела замечать? Теперь всё по-другому как-то. Опустила руку к животу, а там: мышцы, мышцы, так и бугрятся, выделяясь своей рельефностью, вспомнила, как они напряглись, когда он в меня входил и погладила с любовью: «вы мне ещё пригодитесь». Засунула руку к нему в трусы, типа с проверкой: ну как ты «паренёк», отдыхай, набирайся сил, скоро ты мне понадобишься, совсем скоро, а он подрагивает, отзывается на мои прикосновения, словно знакомого приветствует. А потом уж совсем в детство впала, давай озорничать: грудью прижалась, сосками глажу его и приговариваю: привыкайте, привыкайте к этому горячему телу, а сама злорадно думаю про себя: ох, и достанется вам скоро. Наигравшись, придумала новую игру; обхватила ногами его ногу прижимаясь щелкой к коже, как можно ближе и давай тереться, вроде и не то, но истома так и растекается по всему телу. Щелка враз опять «заплакала», а я приговариваю: потерпи, потерпи уже скоро. А под утро уже не вытерпела — соня, решила двух зайцев убить. Всё-таки чувствовала свою вину — сильно ему стукнула, да и сказала обидное, а на ... второе — решила потренироваться. Стянула с него трусы и начала исследовать объект вожделения. Держу его легонько и кончиком языка трогаю, проверяю реакцию, а он как сонный ребенок — кожица сморщилась вся и только краешек головки выглядывает изнутри, словно прищуренным глазом на меня смотрит, а я ему шепчу: «просыпайся, соня» и лизнула, засунув кончик языка туда внутрь, прямо в «глазик». Дернулся недовольно, «потянулся» и опять уснул. А меня уж азарт разбирает, тут уж не истомой «пахнет». Опустила кожу по ниже, оголяя головку и лизнула несколько раз будто приглаживая: «вставай, в школу пора», встрепенулся раздаваясь в ширь и яички заволновались: «что и вам захотелось, нет, не буду вас лизать, там волос много и потом от вас пахнет» и губами головку целую, а потом с языком — встаёт, встаёт — и чтобы наверняка, обхватила головку губами заигрывая с ней языком. Тут я заметила, что и сынок мой проснулся, только притворяется, сквозь щелки глаз смотрит — может в обиде ещё — и решила я ему подыграть, загладить вину. Взяла свои сиськи и начала одними сосками водить по яйцам, соски набухли, как в девичестве, так и млеют и хозяйку в изнеможение вводят, а потом зажала член между сисек и подрочила ему так. Встав вертикально как мачта, он так налился силой что кожа под головкой натянулась, утончившись точно струна. Я забрала это «сокровище» к себе в рот, а он большой, языку еле места хватает и потихоньку стала «натирать» его языком заводя то справа, то слева, а рукой дроча. И не то чтобы я опять хотела попробовать его сперму, да и вина моя не такая уж большая была, но кончил он быстро. На этот раз я уже ожидала чего-то подобного, не давая шанса его сперме пройти в горло, а только щёки раздувая как хомяк и вроде и глотать не хотела, но слишком её много было, и я было вытащила член чтобы прекратить этот неиссякаемый поток, но не удержалась и рефлекторно сглотнула. А «он» в заключение взял, да и «выстрелил» в меня, попадая прям в губы, как бы в отместку. Но мир был возобновлён. Ожидая, когда его член восстановиться он начал исследовать уже моё тело нежно гладя мои сиськи и лаская соски языком. Мне было приятно, даже очень, но я хотела большего, во мне уже нарастала волна раздражения, он уже три раза кончил, а я, у меня всё тело звенело, отзываясь на каждое прикосновение. В добавок полез целоваться, я было отстранилась, но вспомнив какой он несносный ребёнок, опять обидится, решила проявить инициативу. Легла на него сверху приникнув всем телом, прижала свои губы и ввела ему в рот свой язык, почти до конца, представляя, что теперь я его трахаю. Но не долго я властвовала он быстро усмирил мою вольность, обняв меня плотно, он так сильно прижал к себе, что я чуть не обоссалась, аж дух перехватило, а потом выгоняя мой язык назад, ввёл свой, заходя как хозяин и указывая моему его положение, принялся гонять его с места на место до изнеможения и губам досталось: то сжимая их своими губами, то вбирая к себе и лаская языком он пробовал их даже покусывать. Он так завладел моим ртом что я только стонала и извивалась на его теле как на сковородке, а сама руками к его «дубинушке» тянусь, мол: «пора, давай уже» а он не даёт, руки мои отводит, а сам ягодицы мои тискает: как будто мне и этого мало, как будто хочет, чтобы я просила, умоляла его. Доведя мой рот до изнеможения, будто ему нравилось издеваться надо мной, он попросил, чтобы я побрила «киску». Это он «её» так назвал. У меня не было сил не только сопротивляться, но даже разговаривать, и я молча раздвинула ноги удивляясь своей гибкости. Щелка уже не просто плакала она текла как дуршлаг, не держащий воду. Рука дрожала, в голове какой-то туман, я вся точно в дыму каком-то, ничего не соображая и, конечно, я порезалась, тем более бритва мужская. Он заметил, прильнул к ранке и облизал. Это была последняя капля. Во мне словно бомба взорвалась, подбрасывая меня на постели, а «взрывной волной» оглушая и ослепляя. И я ушла в темноту.Не знаю сколько прошло времени, очнулась уже бритая и только тихие «раскаты» былого «взрыва» сотрясали меня, а он языком проверял на сколько хорошо побрил и осторожно, как исследователь, рукой касаясь моих лепесточков разглаживая их как бы раздвигая в стороны и заглядывая внутрь. Я не могла противодействовать, забыв все правила и приличия, писаные и не писаные, я была его вся с потрохами. Руки сами потянулись, раздвигая половые губы до предела, и я отдалась ему в его полное владение. — Смотри сынок вот от сюда ты появился. Это моя пизда. Ты трахал её вчера, будешь трахать сегодня и когда пожелаешь в будущем. А он возьми и прильни к ней ртом, я хотела сказать: ну там же не чисто, теку же вся. А он добрался до моей «горошинки», вобрал в себя и языком, языком. Тут уж у меня вторая «серия» началась. Мне так никтоогда не делал. Хорошо хоть сознание не потеряла. Что-то у меня много всего впервые. Я, ещё толком не оправившись от первого оргазма как второй, словно огненная волна запоздалого взрыва, пронеслась по моему телу, сотрясая его и как круги на воде расходящиеся в разные стороны заставляя мои конечности трепетать мелкой дрожью. Я и застонать не смогла так перехватило дыхание. Стиснула зубы закатывая глаза, а пальцами скребу, скребу постель будто ищу этот источник наслаждения.Потом, а потом он именно трахал меня, как последнюю проститутку, долго, почти без перерывов только отпуская меня иногда в туалет, а когда я возвращалась, шлёпал меня по голой «киске» приговаривая: мокренькая. Нет, когда он кончал мы конечно делали перерывы, чтобы отдышаться хотя бы. Но мы занимались друг другом. Так что перерыв этот, условный.Когда трахал первый раз, я чтобы не голосить в голос, мало ли кто услышит, сначала прикрывала рот рукой, а потом нащупала какую-то тряпку, да и засунула её в рот как кляп. А он увидел, будто озверел, долбить стал с каким-то остервенением, тут я и кончила в третий раз с удовольствием в голове отмечая: счёт сравнялся. Это были его трусы. После четвертого или пятого упросила его хотя бы перекусить немного, хоть сил немного набраться, а то уже голова стала кружиться. По дому ходили конечно голые, я при малейшей возможности садилась к нему на колени, а он мои сиськи не выпускал из рук. Вот уж они натешились.Только поели, скомандовал чтобы я была сверху, он много поз перепробовал, экспериментируя с моим телом как с игрушкой и как я смогла так изгибаться, видимо, занятия спортом в молодости помогли. Лёг на пол, а хрен кверху торчит словно «копьё», и я как на экзекуции насаживаюсь на эту «пику». Вроде бы не первый раз, должна уже привыкнуть к его размеру, но то ли поза такая, то ли ещё что, не знаю. Но чувствую не комфортно мне, даже болезненно. Я и руками упираюсь ему в грудь чтобы до конца не входил и с колен привстаю и тазом кручу ища удобное положение, всё ни как, а он за ягодицы схватил, да как влупил идя мне на встречу — чуть пол языка не откусила. Помочь, видите-ли, хотел. У меня боль жуткая, рожу всю скривило даже крикнуть не могу, а он думает я экстаз поймала и ещё пуще долбит, я вцепилась ногтями ему в грудь — остановить его, через боль чтобы понял, а у самой кровь с губы сочится — до крови прокусила, а он вообще озверел как кровь увидел, вбивает свою ялду как гвоздь по самую шляпку да всё быстрее, быстрее. Я так и рухнула там. Чувствую в голове туман какой-то и клонюсь, клонюсь ему на грудь. Только напоследок вдавила ногти раздирая кожу, ему в отместку. Так на его ялде и отрубилась.Очнулась на другой день, запах от меня, смесь пота и... всего понемногу. Тело ноет; ещё глаза не открыла, руками трогаю себя — целая, к щелке спустилась — всё вроде на месте, а внутри гудит всё, как в метро — состав прошёл и звук за ним следом отправился, а в ушах гул остаётся — так и здесь. Озираюсь, сидит рядом на меня смотрит, хотела обложить «трёхэтажным» ... матом, а как грудь его увидала — боже мой, неужто это я сотворила — вся расцарапана, особенно над левым соском. Кровищи то поди было. Но своя обида главнее — всё равно высказала. Приподнялась с постели, щелку свою обследую, боли вроде нет, но покраснение есть и половые губы припухли. Показала ему кукиш. — Вот видел, хрен больше сюда зайдёшь. Засуетился, забегал: «может чем помочь, может тебе принести что». Наказала воды нагреть подмыться, но сперва отвару моего противозачаточного — бабкин рецепт. Бабка жива была говаривала: будешь отвар пить — когда захочешь, тогда и родишь. Лежу на постели, простынкой прикрылась, а по дому «шорох стоит», это он — тише воды, ниже травы — выслужиться хочет. Глаз приоткрою — он тут как тут: чего изволите. Чувствую себя рабовладелицей; а из кухни уж запах завтрака, щекочет ноздри. Потянулась понюхать, чем так вкусно пахнет; тут он, на руки меня подхватил и в ванну отнёс, да так опустил мягко — вода даже не колыхнулась.Лежу, теплотой разморённая, и себя оглядываю после «боевых действий». С языком и так всё понятно — опух конечно, еле ворочается и привкус будто железа наелась; на сиськах можно отпечатки пальцев снимать — всей пятернёй отсвечивают, да и по всему телу не лучше, некоторые уже синевой наливаются. Но меня больше промежность волнует, дотронулась до своей «горошинки» — отзывается, значит в порядке: ввела пальчик внутрь не жжет, не щиплет — зря на мальчонку накричала, просто слишком плотно входил даже смазка не помогла и улыбнулась, вспомнив сколько пятен осталось на постели после меня: ничего отстираю как-нибудь.Тёплая вода приятной негой смежила веки, а тут и дрёма на подходе заставляя меня «растаявшим маслом растекаться по ванне». Но что-то постороннее, настойчиво, «тёплым дыханием» входит в мой сон заставляя на мгновение вернуться в сознание. «Услужливые руки» массирую мне плечи. — Мальчонка надеется на что-то — усмехнулась в душе и уже для себя добавила, повторяя как наказ. — Нет и ещё раз нет, сегодня день отдыха. Но он был настойчив. Его пальцы, мягкими втирающими мазками спускаясь ниже, по рукам, нежно ощупывали их, будто ища изъяны и не найдя, медленно, лёгкими разводами словно заметая следы возвращались к плечам. Рельефным поглаживанием, выделяя каждую косточку они «отделяли» с них мышцы и разминая их на тысячи молекул заставляли их дрожать лёгкой дрожью, затем аккуратно соединяя вместе, возвращали на место. И будто вдыхая в них жизнь мягкой дрожью пробегали по коже, словно паучок по водной глади, вызывая во всём теле рябь щекотки, весёлой волной, проносящейся во мне и неизменно, тихим стоном, завершающую свой бег в промежности, заставляя колени смыкаться и подтачивая и без того мой шаткий отказ. Оставляя побеждённую территорию, они поднялись к шее и неприметными касаниями, точно стая бабочек кружась вокруг неё, мягким лазутчиком, вплыли мне в волосы массируя и творя на мне невообразимые прически. В знак благодарности я только тихо застонала, отмечая что мой отказ так отдалился от меня, он затерялся где-то в другой вселенной и как далёкий отголосок всё ещё звучащий в моей голове протестуя: ты же сказала нет.Открыв глаза, я удивилась его прозорливости и вместе с тем наглости. Он стоял голый, а ведь одевался пока готовил завтрак, с мотающимся туда-сюда словно маятник членом. И считая свою благодарность недостаточной я прильнула щекой к его члену ласкаясь как кошка, просящая добавку и выгоняя из своей головы слова протеста звучащие и без того очень тихо. По какому-то наитию губы сами нашли путь к его члену, целуя его и привлекая язык в союзники, совместными усилиями заставляя член окрепнуть, налиться силой и своей звенящей мощью требовавший продолжения. Член как-то сам оказался у меня во рту, я не прикладывала ни каких действий, просто мне очень захотелось чтобы он весь, без остатка, зашёл в рот, отмечая в голове что ведь можно и таким образом получить удовольствие. Наигравшись с моими губами, он вошел глубже проверяя упругость моих щек, язык только жалобно стонал неспособный в должной мере помочь из-за своей инвалидности. Так и держа меня за голову он начал медленно вводить и выводить член постепенно наращивая темп. Я обхватила руками его за задницу, лаская ягодицы и одновременно подталкивая к себе, разрешая проникнуть глубже. Но как только он достиг малого язычка спазм желудка сорвал меня с члена как пробку с бутылки. Уняв протесты желудка и отдышавшись, я виновато посмотрела ему в глаза ища поддержки, и он кивнул мне соглашаясь: ну нет так нет.Но меня уже заело. Мне словно вожжа под хвост попала. Я встала с ванны и держа его за член как поводырь повела его в комнату. Там легла на пол подложив под шею подушку и запрокидывая голову назад. Он понял мои намерения пораженный моими способностями и начал медленно опускать член в глотку как в колодец осторожно на ощупь проверяя глубину. Я силой воли сдержала очередной спазм, когда он зашёл в горло отмечая в сознании что я даже не завтракала чему там подниматься. И ощутила победное удовлетворение, когда его яйца обняли мои щёки.Но процесс меня утомил, заходя своей головкой в самое горло натирая и блуждая там, будто в поиске выхода, он заставлял меня держать живот двумя руками чтобы он не выплеснул своё содержимое наружу. И когда было совсем невмоготу я стучала по полу ладонью привлекая внимание. Он тут же вытаскивал член давая мне немного времени, а я вытирая слюни с лица еле отдышавшись опять открывала пасть насколько это возможно.Чувствовала себя распоследней блядью; он мне язык натирает скользит по ранке, а я его руки к сиськам тяну, у меня глотка раздирается, полный рот слюней того и гляди захлебнусь, а у меня колени по инерции раздвигаются и мысленно сожалею что до «горошинки» достать не могу, просто руки заняты. А в глаза ему заглянула и оторваться не могу. Столько в них всего, ну да страсть может даже похоть, но ещё что-то, такое... отец его когда-то так смотрел на меня. И у меня слёзы потекли само собой, почему-то. Так и лежу: плачу, отплёвываюсь от слюней, в глотке будто товарняк туда-сюда гоняют, а в голове только одно слово повторяется и повторяется. Я только от осознания значения этого слова и кончила, ощущая жар в промежности. Не хотела доверять это слово даже дневнику, но всё же напишу. — Любимый!!! Я и не заметила когда он кончил, как-то всё на автомате, только почувствовала, как его член опадать начал, уменьшаться в размерах. А потом мы, конечно, ласкались, но в «киску» я его всё равно не пустила.Ой, что он языком вытворял, будто в отместку мне, щелку так вылизал, как... хотела написать, как у кота яйца, но думаю недостойное сравнение, ну в общем и так понятно. На мою девственную дырочку даже заглядывался, смочил палец слюной и давай её поглаживать. Необычно как-то, но приятно. Я обычно её по-другому называю, но здесь напишу по-научному — анус.Запись шестаяДавно я не писала, всё недосуг, но сегодня особый день. Сегодня у моего любимого день рождения. Странно как-то, написала любимый и рука даже не дрогнула, мы и дома только по именам зовём друг друга, а ведь это неправильно. Я словно в другое время попала. Нет, об этом потом, потом как-нибудь.Сегодня праздник, я снова истопила баньку. Сейчас вот сижу и думаю, как мне его встретить: может в образе проститутки раскорячу свою дырочку, а когда будет меня драть чтобы не орать опять его трусы приготовлю. Умора, я ведь те трусы до дыр прокусила, только не давно обнаружила. А может встретить его в образе Афродиты — представляю, я вся в пене. Где-то я слышала или читала про тайский массаж, буду его возбуждать своим телом, не касаясь руками, а под конец — да, подарю ему свою девственную дырочку и как я её до сих пор удержала сама не представляю. Ну тут трусы точно понадобятся. Ну ладно, хватит на сегодня.Да, чуть не забыла, у меня же новость... хотя, может ещё не подтвердится. Потом, как-нибудь потом...ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА ПОЖАРНОЙ ИНСПЕКЦИИ. Найденные страницы, именуемые далее дневником, на месте пожара в деревне N, в виду отсутствия как материального, так и художественного значения из материалов дела были изъяты. Дальнейшая их судьба неизвестна.