14.06— 31.07.2005 г.
Извлечение корня
Один день жизни.
Посвящен образу восхитительной Госпожи Марго...
Он пришел раньше срока на 10 минут, и она велела ему обождать. Ровно в назначенное время Госпожа запустила его. С мальчиком сразу всё было ясно. Холёный, нагловатый, язык подвешен, сыплет всякой псевдоумной ерундой типа «эстеблишмент, виз-а-ви, бомонд, сейшн, шарман, и т. д. Врёт: говорит, что в теме уже 5 лет, но не знает, как себя ведут мужчины на визитах к доминирующим женщинам. Прокалывается на мелочах. Пижон, заевшийся сексом смазливый самец! Короче — или-или. Или ломка, или пусть катится... Дам ему шанс, но не больше...
Он оставлен в комнате-студии. Госпожа зашла в ванную и взглянула в зеркало.
— Представляешь. — Доверительным шепотом сказала она отражению. — Он — знаток! Наглец! Явился ко МНЕ под порог в шикарных темных очках, в них зашел в прихожую, в них со МНОЙ поздоровался и снял только на середине разговора. Денди, блин. Самоуверенности — прорва! А внутри — бамбук. Ничего... Зажигаем! Раб — не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь! В Фемдоме так звучит этот афоризм! Хотя я и сосуд наполняю, и факел зажигаю! Сейчас определимся с ним... Нет! Каков засранец, разозлил! Просил страпон... Как и тот, первый... Просит — получит. Немножко по-другому, чуть-чуть иначе...
Её прическа уложена гелем в жесткую форму. A-la misstress. Кожаный корсет, ботфорты поверх черных чулок с широкой ажурной резинкой. В руке с шипастой манжетой — стек.
Когда она вошла в студию в своём великолепии, он аж заерзал. Заерзал, сука, но не встал! Она спокойно подошла и мягко вынула его из кресла за руку.
— Раздевайся. — Сказала она спокойно и уверенно села, закинув ножку на ножку.
Он что-то бормотал, разделся до плавок, которые потом с явной неохотой тоже стянул. Достоинство более чем скромное. Вот от чего ты комплексуешь и хорохоришься передо мной! Он зачаровано следил, как качается строгий носок её сапога, как от дыхания плавно движется под корсетом её грудь. По лицу она поняла, что он её хочет. Хочет как женщину, красивую сексуальную женщину. И не ошиблась!
— Госпожа, а можно потом, отдельно обычный секс с Вами?
— Обычный секс? Почему нет? — Сказала она притворно. — Нет проблем. Только с начала то зачем ты пришел...
Обычный секс? С ней не бывает обычного секса. Весь секс с ней необычный! Наглец в квадрате!!! Будем извлекать корень! Она плавно подвела его к станку для флагелляции. Подняла верхнюю планку, уложила его руки в ложбины по бокам. Но когда склонила его голову в среднюю, большую, он стал капризно возражать:
— Я хотел бы не так... А...
— Ты же опытный, сам знаешь нужно разогреть объект!
Он польстился на её слова об опыте и дал уложить голову в проём. Планка закрылась, затвор защелкнулся. Он был в ЕЁ МИРЕ!!! Она, не пугая его раньше времени, встала с боку и аккуратными движениями стала наносить дары стеком по его ягодицам. Легко, теперь чуть сильнее, еще сильнее. Он боязливо дёргался, но терпел. Он ведь в теме не новичок, но когда она врезала ему наотмашь, он зашипел от боли, решил, что это случайность. Но следующий удар был такой же.
— Не надо! Через чур! Хватит! — он выкрикивал при новых и новых ударах.
— Раб! Ты мне мешаешь и портишь мою сессию.
Он замолк, потерпел немного, но когда она его огрела в очередной раз, сорвался:
— Сдурела, что ли? Больно!!!
— Жаль! Я-то думала ты настоящий... Я тебе помогу...
С этими словами Госпожа подошла к его голове, взглянула в красное от ярости и мокрое от слез боли лицо и спокойно заклеила ему черным широким, не весь откуда взявшимся, скотчем рот. Он обалдел! И весь съёжился. Жуть, забравшаяся в его нутро, превратила его психологические устои в отстой, усиливающийся от резко зазвучавшего из динамиков «хеви-металл». Его собственный дутый кич морально продавливался её жёсткой волей.
Госпожа сняла со стены жесткую кожаную плеть и уже без церемоний стала хлестать его покрасневший зад. Била с силой, с яростью... Он дёргался как марионетка на ниточках, тупо мычал, а она всё била и била. Затем взяла вторую плеть, жестокую плеть с узелками и бляшками на кожаных лентах. И врезала ему так, что будь он посильнее, то сломал бы станок. И ещё, и ещё!!! Он корчился в станке, нанося себе ссадины на запястья и шею. Ему было непросто расстаться с уютным самомнением о собственной значимости перед Госпожой.
Она лупила его без остановки по заднице, бедрам, спине. Это была очень суровая плеть. У неё правда есть ещё круче — плётки с шипами, крючьями, но от них уже без шрамов не уйдёшь. Через четверть часа его зад превратился в воспаленный бугристый пурпур, а после получаса — в кровавое месиво. От ударов кровь брызгала бисером вокруг, плети покраснели, тонкие струйки крови стекали по бедрам в подколенные ямки и дальше на голень. А она все била его с монотонным азартом садистки.
Внезапно она остановилась. Молча вышла в прихожую и вернулась с его темными очками. Очки явно крутые, дорогие. Он хотел произвести на неё впечатление. Она одела их на его перекошенное злобой от бессилия мокрое лицо с заклеенным ртом. Она сняла со стены хлыст. Страшный хлыст для лошадей. Его жало прошипело в воздухе и львиная доля его ударной длинны пришлась на его зад. Он издал какой-то животный звук, вроде утробного рёва, а она, послушав его гортанный выхлоп, направила жало туда же. Удары продолжились, с частотой и силой по её усмотрению...
Она закончила. Рок-музыка остановлена. Воцарилась тишина. Он висел с станке, очки спали на пол, но он был в сознании. Она расстегнула запор, подняла планку и он мешком свалился боком к её ногам. Тяжело дыша от нагрузки, Госпожа проследовала к креслу, по дороге смачно раздавив его драгоценные очки, выпила воды и, удобно усевшись, закурила.
Через некоторое время он стал шевелиться, отодрал скотч и мутным взглядом уставился на неё. Он мотал головой, что-то бубнил под нос, но постепенно приходил в себя. В себя, но уже другого себя. Он видел великолепную Госпожу, небрежно курившую в кресле. Он старался собрать всю возможную силу и ярость для того, чтобы наброситься на неё. Но у него не было ни сил, ни ярости, ни воли...
На столике рядом с напитками стояли вряд — электрошокер, газовый баллончик, мобильный телефон. Он всё понял, у него не было даже теоретического шанса на реванш. Даже если бы он смог физически её наказать. Он сидел боком, щадя месиво зада, и тупо смотрел ей под ноги. В глазах стояли гипнотические черные ботфорты на шпильке...
Госпожа прочла в его глазах главное — он разломился. И он утратил былую наглость и спесь, так как перестал быть собой прежним, излечился с ампутацией внутреннего гнилого корня. Она встала, уверенно подошла к нему, грубо взяла за волосы и поставила его в партер. Вновь надрывный «металл» разорвал звуковое пространство. Раб стоял как вкопанный, боясь пошевелиться. Длинная стальная цепочка с двумя зубастыми прищепками, которые впились в его соски, должна выполнять роль поводьев. Она накинула на его исполосованную спину покрывало, чтобы не испачкаться и села боком. В одной руке — натянутая до боли цепь, другая — жестко за волосы задрала голову «пони». Щелчок по взрыхлённому заду — отчаянный вопль боли, и он тяжело повез её по студии. Он возил её, останавливался, получал удары стеком и вёз снова. Он был её игрушкой, пока она не надоест. Она встала, он вздохнул, но Госпожа просто решила еще поездить верхом и лягнув его в зад сапогом, продолжила поездку. Он несколько раз падал на руки, стукаясь лицом об пол. Стек и снова поездка. Госпожа ловила себя на мысли, что ей он как объект дрессировки уже неинтересен, а его страдания уже не забавны, она просто развлекала саму себя. «Битый ...
небитого везет» — как в русской сказке. Она, конечно, сыграла бы коварную лису, но он... Нет, это не бесхвостый волк, сейчас он — раздавленный червяк, таракан с брюшком, лопнувшим под каблуком... Вот кто он!
Она подъехала к станку. Подняла за волосы раба и его руки и шея снова легли в ложбины, но после того как она опустила верхнюю планку она её демонстративно не защелкнула! Он это видел. Но не посмел дёрнуться, высвободиться. Она, не спеша, одела черные перчатки из латекса набросила на его рваный зад полиэтилен, разорвав в нем отверстие. Она полностью избегала контакта с кровью. Ей не нужны кровяные инфекции. Обхватила руками его ягодицы и развела их. Он тихо завыл от боли, но не посмел дёрнуться.
«Так, а попочка-то у мальчика активно пользованная, тут и мужские члены побывали и plug ты тоже носишь регулярно» — оценила увиденное про себя Госпожа. — «Трахаемся, значит, в попу? Пидарасимся? А вот теперь садо-мазо захотелось? Активных мальчиков на страпон Госпожи поменять или почередовать наполнитель задницы?!»
Через отверстие пленки она легко ввела смазанный фаллос в его зад. Ему было очень-очень больно, но он слабо двинулся ей на встречу. Она велела ему повторять за ней отборную матерщину в его адрес и активно подмахивать задом ей на встречу. Госпожа изящно задвигала бедрами.
Прошло время, она нахлобучила ему на голову светлый женский парик, сменила страпон на более длинный и толстый, он уже вошел с трудом. Но шоу продолжалось. Её шоу. Она чувствовала, что он жаждет только одного, чтобы его зад перестал ужасно болеть и его оставили в покое.
— Терпи, детка! Не капризничай! — сказала она вслух.
И «детка» терпела. Госпожа, не переставая трахать его, взяла рукой в перчатке его скромный член. Он обмер от ужаса. Но она стала его грубо мастурбировать и через какое-то время член ожил, раб стал ей ещё активнее подмахивать задом и наконец, измученный, выплеснул лужу спермы себе под ноги. Какой уж он там кайф поймал, знает только он один. Она вытащила страпон и отошла, он опустился на колени, переводя дух. Она вернулась с огромным страпоном у лобка. Игрушка была величиной с руку. Он очумел и замотал головой.
— Пожалуйста, Госпожа, пожалуйста не надо... Я Вас умоляю... Госпожа... Я очень прошу, пожалуйста...
Это было тихое скуление больного животного. Его даже по-настоящему убить и то было нельзя, только добить, ей стало мерзко и не интересно. По указанию её пальца он опустился на колени. Госпожа подвела головку гигантского «члена» к его лицу и он, как спасение, стал его облизывать и обсасывать. Страпон не захватывался ртом — объем не позволял, но раб с таким азартом лизал его, как будто его у него могли отнять! Она отстегнула прищепки с его сосков и отбросила цепь. Он тихо снял парик. Госпожа отняла от губ страпон, сняла его с себя, постояла над рабом, сняв перчатки, несколько раз наотмашь ударила его ими по лицу, развернулась на каблуках и прошла, отшвырнув по дороге перчатки в угол студии, к креслу. Выключив жёсткий музон, она вновь уселась нога на ногу. Он пополз к этим ногам и уставился на её сапоги.
— Правильно. — Тихо, но властно сказала она. — Госпожу надо благодарить, за удовольствия! И за учёбу, «опытный» сексуальный боец! Целуй мои сапожки!
— Спасибо, Госпожа!
И он стал осторожно целовать носок. От перенесенных мук у него всё ссохлось во рту. Она это заметила. Налила стакан воды и брезгливо поставила на пол. Он благодарно посмотрел на Госпожу.
— Спасибо, Госпожа, Вы так добры!
Сделав несколько жадных глотков он с усердием стал целовать и облизывать закинутую ножку в сапоге. Повременив, она приказала:
— Ты должен кончить и вылизать свою сперму. Я так хочу!
— Я бы рад... это большая честь... но я не смогу. — Виновато простонал он.
— Сможешь!!! Я тебе скажу как сделать! Бери в рот каблук соси его и дрочи, сначала потихоньку, потом сам поймешь. На каблучок Госпожи рабская сперма всегда хорошо идет!
— Спасибо, Госпожа!
Он стал осторожно массировать свой член, тихо мастурбировать с каблуком во рту, потом сильнее, сильнее. Он останавливался, переводил дух, снова брал каблук в рот и онанировал. Видя как раб подходит к завершающему этапу, Госпожа велела ему лечь себе под ноги, поперёк, один каблук, разметав его губы ввела в рот, второй — воткнулся в сосок. Он продолжил онанировать, обсасывая каблучок. По лицу Госпожи пробежала очаровательная улыбка: «Какие они всё таки потешные, эти мужчины, как они самозабвенно деградируют под ногами своего Кумира, как их по-собачьи преданные глаза при принудительной мастурбации постепенно туманятся, наливаясь животной похотью. Вот и этот уже забрызгал на себя спермой, глядя на неё с отчаянным обожанием. Прикажи ему сейчас сдохнуть — сдохнет с радостью. Ни одна жена не добьётся от мужа такого самоотрешающего обожания, если конечно, такое господство над мужчиной вообще нужно женщине!» Раб отстрелялся. Радостно и благодарно взглянул на неё. Госпожа наступила на лужу спермы на его животе, растерла её подошвой и дала ему, вылизать, потом ещё и ещё. Она наступала на его семя и вытирала подошву сапога об его язык, губы, щёки. Он лежал у неё под ногами жалкий и довольный.
— Сходи в ванную, там аптечка, приведи себя в порядок!
— Спасибо, Госпожа!
Крехтя и еле волоча ноги, он утопал в ванну и долго там возился с бинтами, мазями и пластырем.
«Он решил что всё закончилось!». — Усмехнулась Госпожа. — «Наивный мальчик! Я ещё не наигралась! Мои чудесные ножки любят не только мужское полонение и ласки, они ещё любят помучить рабов. Это так забавно! Недаром nail-art, перелившись во все цвета радуги, в итоге всё равно возвращается к красной гамме, цвету любви и крови. Вон какие рубины педикюра засверкают, если снять сапожки! Уравнение решено, корень извлечен, но я-то хочу и свой вкусный кусок откусить».
Он вернулся с обмотанным бинтами и пластырем задом, пластырь был на бедрах и спине, чувствовался запах мази. Наверное он намотал на себя все, что нашел в аптечке. Даже через промежность протянул бинты. Как тяжело раненный в попу боец. Но Госпожа его не пощадит! Густая аура женского садизма окутывала её. Ей хотелось заставить его, страдающего, страдать ещё и ещё. Она требовала себе его боли для наслаждения. Женский садизм особый атрибут Femdom"a. Он не сам по себе и не в нем самом. Если сравнить Женское Доминирование с картиной, то садизм, жажда боли и страданий маза — это рама картины, вроде можно без неё. Можно, конечно. Но без этого остова — картина превращается в тряпочку с изображением, каким бы прекрасным оно не было. Оно повиснет, провиснет, сомнется. Так, что хочешь реальный, а не муляжный Femdom — люби садисток!
— Собери это! — Её указательный пальчик с рубиновым ноготком указал на раздавленные очки.
Он остолбенел. Только-только ему стало полегче! Как ему наклоняться, напрягаться? У него же всё разъедется! Но её взгляд! Он зловещий и издевательский. Она специально заставляла его двигать рваными, кровоточащими частями тела. Она умышленно глумилась над его страданиями! Он был обречен на покорность и, неуклюже изгибаясь, дотянулся до пола и собрал оправу и куски стекол в руку.
— Ты здесь нагадил! — Её пальчик указал на пятна крови на полу, где его пороли, где он сидел у её ног. — Вытри за собой! Своими трусами!
— Слушаюсь, Госпожа!
Она снова издевалась. Он взял свои красивые модные трусики и, изловчившись, опустился на колени. Боль от движения была ужасной. Он тщательно стер пятна на полу.
— Намочи тряпку и протри снова! Неряха!
— Слушаюсь, Госпожа!
Он поднялся со стонами, сходил намочил трусы и вновь с гримасами опустился на пол, потер всё мокрой тряпкой. ... Он работал одной рукой, в другой были его раздавленные супер-очки.
— Сложи всё в пакет, заберешь своё дерьмо с собой! Иди вымой руки!
— Слушаюсь, Госпожа!
Он вернулся из ванны и она указала ему на место у своих ног. Он, скуля от боли, сел на задницу, если эту разбитое в мясо область можно так назвать!
— Разуй меня.
— Слушаюсь, Госпожа!
Она агрессивно ткнула сапогом в его голую грудь, острый каблук сразу сделал на ней хорошую ссадину. Но он уже так очумел от боли во всем теле и даже не почувствовал новой.
Очень деликатно он снял с неё оба ботфорта. Потом осторожно скатал её чулочки. Она почувствовала облегчение стоп и пальчиков ног с рубинами ноготков после долгого пребывания в массивных сапогах! Хорошо!
Госпожа опустила босые ножки на пол и сделала знак рабу, что бы он подвинулся к ней. Пальчиками ног она зацепила бинты на его промежности и грубо дернула их. Ему стало больнее больного. Она, смеясь, просто драла его повязки, не обращая внимание на его гримасы и молящие о пощаде взгляды. Затем она защемила между большим и вторым пальчиком ноги кожу
в его паху. Какая она у него здесь нежная! Потянула её, потом защепила кожу мошонки и оттянула. Так она терзала его пах, лобковые волосы, кожицу члена и мошонки. Она откровенно смеялась над его стонами, слезами и корчами. Стеком Госпожа подняла вверх его подбородок. Закурила.
— Ну и кто ты теперь?
— Я Ваш раб, Госпожа!
— Нет. Ты пока ещё собачье дерьмо, но очень хочешь стать моим рабом!
— Да, Госпожа!
— На что ты готов?
— Всё что прикажете, Госпожа!
— Так! Хорошо! Прочитаем мой анонс. Когда ты шел ко мне ты его знал!
Она взяла со столика прозрачный файл с анонсом видов её Доминации и стала читать:
— Мой стиль как Госпожи — смесь чувственности и жесткостью. Именно поэтому мне нравится игры с наказанием и порка. Мне также импонирует эстетика FemDom"а (фут/бут фетиш, пони–плей...). Меня заводит феминизация и страпон, поскольку я активная лесбиянка. И, естественно, ролевые игры, поскольку в них возможна масса импровизаций. Тебе всё понятно?
— Да, Госпожа!
— Тогда читай дальше сам!
Он взял брошенный ему в лицо файл и с поднятым стеком подбородком стал медленно читать текст. Она стряхнула пепел об его раненный сосок и он слизнул его с пола. Он читал дальше:
— Игры:
Перед началом игры мы можем обсудить границы и степень жесткости. Затем Я включаю жёсткий рок — и это будет знак, что игра началась. Игра может включать в себя:
Доминирование: от лёгкого до жёсткого.
Ролевые игры (ты — Мой пёсик, служанка, грязная шлюшка, нерадивый ученик, провинившийся ребёнок, подчинённый, допрашиваемый гестапо/ НКВД, шмырь, вафлёр, заключённая женской колонии...).
Феминизация (перевоплощение в женщину), переодевание.
Страпон (насадки различной длинны), вибратор.
Фут-фетиш (фетиш ног), бут-фетиш (фетиш обуви Госпожи), трамплинг (пинание ногами), принудительная мастурбация.
Флагелляция (порка): стеком, плетью, розгами, кожаным ремнём, мокрым полотенцем и чем под руку попадётся.
Самобичевание (наказывание самого себя) плёткой.
Стояние в углу на коленях (на горохе, канцелярских кнопках, соли...).
Бондаж верёвками, цепями, наручники.
Принудительные действия:
Использование в качестве мебели, пепельницы, туалетной бумажки, коврика для Моих ног.
Выполнение бытовых приказаний.
Принудительный ануслинг.
Контроль оргазма.
Прищепки на соски, гениталии.
Горячий воск, лёд.
Прижигание сосков окурком.
Пощёчины, плевки, шлепки, царапанье, таскание за волосы.
Моральные унижения, словесные оскорбления, нецензурная брань в адрес раба. Принуждение всё это повторять за Мной.
Слизывание своей спермы с Моих сапог.
Использование в качестве туалета: золотой дождь, копро.
КОРОННЫЙ НОМЕР (для экстремалов): принудительное употребление рабом коктейля (состав: Мой золотой дождь + собственная сперма раба) из бокала с трубочкой.
Рассмотрю другие фантазии.
Интима нет.
Перемена ролей исключена.
Индивидуальный подход. Всё, Госпожа!
— Ну и как тебе варианты? К чему ты готов, мой «опытный» раб?
— Ко всему, ради Вас!
От тяжелой пощечины он едва не отлетел в сторону!
— Ты долго будешь мне врать, мразь?
— Простите, Госпожа!
— Хватит тебя прощать! — Она с силой несколько раз треснула его стеком по плечам, спине, рукам, закрывшим лицо. — Прекрати мне врать!!
— Госпожа, как на духу — я всё стерплю! Но я, честно говоря, многое не пробовал! Почти всё... Не пробовал...
— Так-то лучше! Что тебя пугает, только честно?!
— Я настроюсь, я почти всё выдержу. В туалетные игры я играл один раз, чуть-чуть с дождиком, а вот копро...
— Дурак, никто тебя не заставит! У меня ЭТО выпрашивают! Вымаливают! Понял? Ты — раб! Мой раб! Ты всё мне должен, всем обязан, а я тебе — ничего, это ты хоть уяснил? А интим мне не предлагать не смей — это тебе ясно? Я сама беру, что захочу!
Она затушила сигарету о его сосок, он заиграл желваками, но молча стерпел.
— Да, Госпожа! Я всё понял!
— Всё! Пошел прочь, драная задница. Если очухаешься и будешь готов, смогу принять тебя через неделю, не раньше, в это же время. Я позволю тебе сейчас поцеловать мою левую ножку, только мизинчик, остальные пальчики — пока не заслужил! Целуй и пошел вон!
— Спасибо, Госпожа! Спасибо!
Он раболепно чмокнул подставленную ему босую ножку Госпожи в треугольный рубинчик мизинца. Госпожа встала и швырнула на пол ошейник с её реквизитами, приказала одеть, когда придет к ней снова. Он тяжело поднялся, сложил в пакет ошейник к своим трусам-тряпке, раздавленным очкам, бессмысленно прихватил её окурок, затушенный об него и упавший на пол, оделся и пошел, шатаясь, к двери. Его эго, его извлечённый корень остался в её студии. Она закрыла её за ним.
...
Он позвонил через два дня. Он вымолил у неё то, что она терпеть не могла делать: она перенесла его визит на день раньше намеченного...