На сайте содержаться материалы доступные только совершеннолетним. В противном случае немедленно покиньте данный сайт.

Калифорникейшен. Часть вторая (романтическая)

Инцест

Утреннее солнце, пробивавшееся через жалюзи приятно щекотало щеку. Сладко потянувшись, я поднялся с постели и в полудреме поплелся в туалет. Тугая желтая струя явно принесла облегчение мочевому пузырю, переполненному вчерашней кока-колой.— Привет мам — произнес, проходя мимо кухни.— Привет. Как спалось — улыбнулась она в ответ.Ну вот, опять эта двусмысленная ухмылка. Вчерашние события всплыли в памяти. Выведать все у Мишки — вот задача на сегодня. Я быстро выпил свой утренний кофе и, уплетая на ходу сэндвич, бросился в свою комнату, одеваться.— Куда в такую рань? — остановила меня мать уже возле входной двери.— Мы в библиотеку собрались с Майклом. Экзамены ведь на носу и контрольная в понедельник — не моргнув глазом, соврал я.Ну не так, что бы и соврал: мы, и правда, собрались в лайбрери — только после обеда.Теть Таня удивилась не меньше матери, увидев меня в такую рань перед ее дверью.— Миша дома?— Ну, а где же ему быть? Проходи — запустила она меня в дом.Мишка сидел за обеденным столом, уплетая свой утренний кекс и удивленно смотрел на меня.— Ты, что забыл? Мы ведь в библиотеку собрались — глядел я прямо в его, ничего не понимающие глаза, и подмигнул.— А-а-а ну, да — подыграл он мне, абсолютно не догадываясь о причине моего визита.— Проспал немного. Извини — ломал он дальше нашу совместную комедию.— Сейчас, только оденусь — и он бросился наверх в свою комнату, чуть не налетев на теть Таню.— Осторожно! Лоб не разбей — бросила она ему вдогонку.Мишкина мама грациозно проплыла мимо меня к умывальнику, и принялась за грязную посуду. На ней был точно такой же восточный халат, как и у моей мамы, только дракончики другого цвета. И он ей явно был тесноват. Тонкий китайский шелк плотно облегал фигуру, выпячивая все ее округлости, и даже те, которые она хотела бы и скрыть. Теть Таня была на два года моложе мамы, но чуть пониже ростом и полнее. Коротко стриженная, крашенная блондинка, с постоянно подкрашенными красными губами — такая себе пристаревшая Мерлин Монро. Невероятная грудь, широкие бедра и выступающая попа придавали ее фигуре шарма, и какой-то неуловимой пикантности. Мужики всегда провожали ее взглядом. Моя мама — это совсем другой типаж — выше ростом, худее, натуральная брюнетка. Грудь — не менее выдающаяся. Я бы даже сказал — более выдающаяся, за счет ее стройной фигуры. Как любила говорить мама — грудь это их семейная реликвия. У бабушки тоже будь здоров, хотя, поотвисшая немного. Попа тоже присутствовала, (говорю сейчас о маме), правда, не в таком объеме, как у сестры, но тем не менее. Мама почти всегда носила все облегающее: с разрезом юбки, брючки в облипочку, тонкие свитера с жилетками, высокие каблуки. «Главное подать себя» — любила повторять она. Как по мне, мама выглядела более элегантно. Поинтеллигентней — если хотите. Как говорят в народе — было у мамы две дочери: одна красивая, другая — умная. Так вот второе, это — о моей маме.— Я готов — хлопнул меня по плечу Мишка.От неожиданности я даже вздрогнул, с неохотой отрываясь от своих сладких мыслей.Через несколько минут мы уже бодро шагали по направлении к библиотеке.— А ты уверен, что она уже открыта? — поинтересовался Мишка.— Закрыта. Значит подождем.— И чего в такую рань переться? Договорились ведь — после обеда.— Разговор есть.— Какой еще разговор?Я остановился и потянул его за руку к скамейке.— Колись давай — угрожающе надвинулся на него.Надо признаться, хотя Мишка был с моего роста и покрупнее, но в нашем коллективе я был лидером. Конце концов — это он у меня списывал постоянно, и не он, а я выступал в школьной команде по легкой атлетике (по бегу — правда, только).— Как это так с мамой у тебя легко получилось? — не унимался я.— О чем это ты?— Да не прикидывайся. О вчерашнем, конечно. Я все видел.— Завидуешь? — расплылся в самодовольной улыбке Мишка.— Ты мне зубы не заговаривай. Рассказывай все — еще сильнее навалился я на него.— Да, погоди, погоди. Расслабься.Он на минуту задумался, как-будто взвешивая последствия. Что будет хуже? Рассказать или не рассказать. Но мой решительный вид склонил, вероятно, чашу весов к первому.— Хорошо. Слушай, только пообещай. Ни отцу, ни матери — ни слова.— Обещаю. Ни слова.— Помнишь? Месяц назад. Еще соревнования между школами округа по легкой атлетике были. Ты на выходные в другой город со школьной командой укатил.— Ну, помню. И что?— Так вот я тогда с ребятами тусил. Ну, ты знаешь — отец на выходные разрешает мне брать машину. У нас, конечно, не ваш «Pontiac» Всего лишь «Ford» несчастный.— Ближе к делу — прервал я его, зная, что он всегда мне завидовал по поводу тачки.— Так вот. Висели мы сначала в Саусалито, за Голден Гейтом. Потом гоняли по городу, по Ломбард-стрит пару раз спустились. Ух, прикольно было, все штаны были мокрые.— Короче — процедил я сквозь зубы.— Так вот я и говорю. Завалились мы в кафешку — по пице перекусить, по пепси выпить. Смотрю — в сотне футов от нас стоит уж больно знакомая машина. Подошел из любопытства поближе. Ваш вишневый «Pontiac» трудно с чем спутать.Прокашлявшись, Мишка продолжал дальше.— В общем, решил я проследить за ним. Согласись, странно было встретить в таком месте вашу машину.— Ничего странного. Мама хорошо водит, ездит — где хочет — встал я на мамину защиту, подозревая что-то неладное.— Ну, да, да. Конечно — быстренько согласился Мишка, не смея мне перечить.— Так вот, смотрю — выходит моя мама с каким-то кренделем под ручку. Так мило разговаривают, смеются — и прыг на заднее сидение и давай целоваться.— Тут машина тронулась — я за ней.— Машина сама что ли, без водителя тронулась? — угрожающе я переспросил Мишку.— Да нет, конечно. Водитель был — недоуменно глянул он на меня.— Моя мама была сама? — прямо в лоб спросил я, не давая ему опомниться.— Да нет. Какой-то мужик сидел спереди — выпалил он и «прикусил язык».— Но я ничего не видел — начал оправдываться он, понимая, что взболтнул лишнее.— Дальше что? — угрюмо спросил я.Поняв, что лучше не припираться, Мишка продолжил, опустив глаза.— Проследил я за ними до самого мотеля.— Какого еще МОТЕЛЯ?— Да за городом уже, названия не помню.— Дальше что?— Да ничего — выдержав паузу, рявкнул вдруг Мишка.Вскочил вдруг на ноги и забегал вокруг меня.— А вот так, как ты сейчас, сидел я в машине, как обосранный, и скрипел зубами.Мишка ходил нервно взад-вперед.— Посидел минут десять — и поехал домой — зло кинул он мне, и плюхнулся на скамейку.Я сидел молча, уставившись себе под ноги. «Мама изменяет отцу» — эта мысль не укладывалась в голове. Я готов был провалиться от стыда. Моя любимая, самая лучшая в мире мама изменяет отцу. Отца, правда, я видел редко. Он все дни на работе пропадал, а на выходные то на рыбалке с друзьями, то на бейсболе, то еще бог знает, где. Я себя и помню только в последнее время — с мамой, да с мамой. Да вот еще с Мишкой и теть Таней. Я на мгновение задумался. А ведь и, правда, — они реально моя единственная семья. Это единственные родные, которых я вижу постоянно. Есть еще бабушка и дедушка, конечно, но их не видел давно. После того, как мама и тетя Таня вышли замуж, дед с бабкой продали свой дом и уехали в Россию. «Хотим помереть на родной земле» — объяснила свой поступок бабушка. Поскольку они были гражданами США то, как репатриированные, получали довольно приличную пенсию. Купили себе дом в Подмосковье, и жили вполне безбедно. Правда дедушка два года назад помер.— Да не расстраивайся ты так. Может там ничего и не было — похлопал Мишка по плечу, оторвав от моих горьких дум.— Ты лучше послушай, что дальше было — с улыбкой r> произнес он, стараясь поднять мне настроение.— И что же дальше было?— Расстроился я точно так же, как ты сейчас. Прихожу домой — настроения никакого. В доме пусто. Закрылся у себя в комнате и перевариваю все в голове. Мысли, знаешь, разные были. Но одно знал точно — видеть ее не хочу. Только под вечер мать заявилась домой. Трезвая, правда. К ужину звала — не вышел. Так и лег спать на голодный желудок. Хорошо, что утром в школу. В школе оно, знаешь, другие заботы навалились, все закружилось, завертелось. А домой прихожу, стараюсь с ней не пересекаться. В общем и целом, стал я ее избегать, из дому уходил пораньше, из школы приходил попозже — и сразу в своей комнате закрывался. Вот так, как-то, неделя и прошла.Мишка замолчал на минутку, собираясь с мыслями.— Трудней всего было на выходные. Проснулся утром — уставился в потолок. Не весь день же в комнате сидеть, а выйдешь — обязательно столкнешься где-нибудь. И вдруг мне мысль стрельнула в голову. Я даже опешил. Почему она мне раньше не приходила?— Какая мысль? — я весь напрягся, чувствуя, что сейчас услышу решение всех своих проблем.— Да очень простая мысль. А чего это вдруг я бегаю от нее, глаза прячу? Это ведь не я кувыркался там в мотеле. Кто от кого должен бегать? От этой мысли сразу легче стало. У меня даже утренний стояк нарисовался. Впервые за целую неделю. Представляешь, член целую неделю не вставал, так я испереживался.Я усмехнулся. Тяжело было представить себя без утреннего стояка.— Вот я и говорю — продолжал Мишка — спускаюсь я по лестнице, чтобы в ванну прошмыгнуть, пока мать спит, слышу — не спит она уже — посудой гремит на кухне. Заглядываю тихо. Точно, она. Колдует что-то у плиты, песенку себе под нос мурлыкает. Еще и пританцовывает. Знаешь, переминается так с ноги на ногу. И жопа колышется в такт ее потаптывания. Смотрю — и понимаю, что она трусов. Ну, в упор не вижу тех складок на халате, которые указывали бы на наличие таковых.Мой собеседник сладко улыбнулся, видимо переживая тот волнительный момент.— Не знаю, что на меня нашло. Подкрадываюсь я к ней на цыпочках, и прижимаюсь своим стояком прямо ей между ягодиц — в самую щелочку, и руками хвать ее спереди за сиськи. Бедняга даже ложку упустила от неожиданности. «Да как ты смеешь? Что ты себе позволяешь? Извращенец. Я все отцу расскажу». Ах, ты отцу расскажешь? А, может, это я расскажу. И тут меня понесло...Мишка, довольный смотрел на меня, наслаждаясь произведенным эффектом.— Высказал я ей все. Ты бы видел ее лицо в тот момент: глаза на выкате, лицо красное, а сказать ничего не может. Только ртом воздух хватает, как рыба, выброшенная на берег. О-о-о, вот он сладкий миг мести. Ты не поверишь, у меня еще больше встал.Мишка улыбался, прокручивая в памяти столь сладкую картину мести.— И тут — ТРЕСЬ... она со всего размаху съездила мне по роже — резко повернулся Мишка в мою сторону, чтобы подчеркнуть драматизм момента.— Теперь моя очередь была остолбенеть. Мы так и стояли минуты две, вытаращившись друг на друга. Я первым пришел в себя — развернулся и с высоко поднятой головой покинул поле битвы.Мишка развалился на скамейке, ухмыляясь, гордый сам собою.— А дальше то что? — с нетерпением вопрошал я.— Дальше? — недоуменно глянул в мою сторону Мишаня.— А дальше самое интересное началось — интригующим голосом продолжил мой брательник.— Через минут десять мать ворвалась в мою комнату, бухнулась рядом на кровать и давай реветь. Плачет, аж захлебывается. Я еще ее такой не видел. У нее словно истерика случилась. Говорит что-то, ничего нельзя разобрать, одни всхлипывания. И стало мне ее так жаль. Обнял я матушку за плечи и давай успокаивать. «Все хорошо. Ничего страшного не случилось. Конце концов, мы живем в свободной стране, где каждый имеет право на личную жизнь и бла... бла... бла». Успокаивал ее, как только мог, а она словно белуга — ревет и ревет... Притихла, наконец. Положила мне голову на плечо, всхлипывает только периодически. И когда речь ее стала членораздельной, она начала рассказывать. И узнал я в то утро, что отец с матерью уже давно не ТОГО... Ну, ты понимаешь, о чем речь. И семья наша давно уже семья, в том смысле как я себе представлял.Мишка замолчал, задумчиво уставившись в одну точку. Я не решился его беспокоить и терпеливо ждал.— Сидим мы так, обняв, друг дружку, и каждый о чем-то своем думает. «Может тебе помочь? « — спрашивает вдруг она. Я сначала и не понял о чем речь. Проследил за ее взглядом... а она смотрит на мой бугор, такой неслабый, выпирающий спереди трусов. «НЕТ, НЕТ. Тут уж я сам как-нибудь справлюсь». Начал быстро отнекиваться я, и по-быстрому спровадил ее из комнаты.— И чем все закончилось? — осторожно поинтересовался я.— Я пообещал ничего не говорить отцу, а она поклялась, что ничего подобного больше не повториться, и вообще, ничего такого, о чем я подумал, там отеле не было. И зажили мы душа в душу, как говорится в русских народных сказках.Вдруг Мишка придвинулся ко мне поближе и как заговорщик прошептал: «И знаешь, что она мне предложила на следующее утро в кухне, когда я опять уперся своим стояком между ее половинок?».— Предложила свою помощь? — с замиранием сердца, на одном дыхании выпалил я.Мишка покатился от хохота.— Я думал точно так же, как ты. Но представляешь, она НИЧЕГО не предложила. Я сотню раз пожалел, что отказался в то утро. Но она так ничего больше и не предлагала.Мишка ржал, явно довольный произведенным эффектом.— Нет, она попросила кое-что.— И что же?— Попросила быть поосторожней, и не тискать ее, когда отец дома.После непродолжительной паузы он продолжил.— Я, конечно, не упускал ни одной возможности потереться о ее ягодицы своим членом, и потискать ее сиськи. Но когда представилась возможность вчера — ты понимаешь, я не мог не воспользоваться. Должен признаться — это было сверх моих ожиданий и самых смелых фантазий. Она разрешала себя трогать ВЕЗДЕ, и, по-моему, ей это нравилось.Я с недоверием смотрел на своего родственника, и в то же время завидовал ему. А если, все что он говорит — правда? Конечно же, правда, оснований не доверять ему у меня не было, да и сам кое-что вчера видел своими собственными глазами. Спонтанное возбуждение сменилось вдруг унынием.— Ну, а мне то, что делать?— Вот брат, чего не знаю, того не знаю.Он посмотрел на меня внимательно, решаясь, говорить дальше или нет.— Знаешь, мать просила слезно ничего тебе не рассказывать. Хотя она говорила, что там, в мотеле ничего ТАКОГО не было, но твой отец ужасно ревнивый — он разбираться не будет. Пообещай, что ты не сдашь меня.— Хорошо — обещаю. Пора в библиотеку.Я решительно поднялся со скамейки, и, не оборачиваясь, зашагал вперед. Мишка засеменил рядом.Целый день мы провели вне дома. Библиотека, побережье, спортивная площадка. Куда угодно — только не домой. Обида за маму грызла мое нутро. Мишка все понимал, и как верный оруженосец, постоянно был рядом. Но к вечеру пришлось возвращаться.Я тихонько открыл дверь, но та предательски скрипнула.— И где мы пропадаем весь день? — с порога уже меня встречал мамин сердитый голос.— С ребятами пересеклись. Повисели немного — начал врать я, и присев на колено, начал возиться со шнурками кроссовок, чтобы только не встретиться с ней взглядом.— А позвонить нельзя было? Я ведь волнуюсь.— Волнуется она — зло про себя подумал я — Сейчас вот выложу всю правду-матку — тогда и заволнуешься.— Извини, не подумал — вместо своей мысленной бравады промямлил я.— Ужинать будешь?— Спасибо, не голоден.В животе урчало, но я не рискнул остаться сам на сам с матерью на кухне. Зная ее характер, она все выудит из меня, а я ведь дал обещание Мишке. Голод — не тетка, но пришлось идти на жертву. Чего ради ... друга не сделаешь.Воскресное утро не принесло облегчения. Я проснулся пораньше (на пустой желудок долго не поспишь), спустился на кухню и бросился на поиски съестного. Только захлопнул дверь холодильника, оборачиваюсь с куском ветчины во рту и— только себе.— Ну, мне ваш футбол неинтересен. Пойду в спальню — почитаю на сон грядущий — прервала мои грустные мысли мама, и, обернувшись пледом, направилась наверх.Услышав, как хлопнула дверь спальни, я тоже пошел наверх, в сторону ванной комнаты. В одно движение, приспустив штаны и трусы, я принялся уже по-настоящему дрочить, вкладывая в руку всю досаду и злость на своего отца.— Ой, извини! Я не хотела.Откуда мамин голос в ванной? Я резко обернулся. БЛ-И-И-Н. Впопыхах, забыл закрыть дверь. Мама стояла, так же как и в тот раз в машине, зажав рот рукой, и давясь от смеха. В этом и вся моя мама. То подает руку утопающему, и только ты выныриваешь на поверхность заглотнуть воздуха, тут же окунает тебя обратно.— Закрываться надо — произнесла она, пырская от смеха и быстро ретируясь.Это же надо так спалиться. Я посмотрел на свой окончательно опавший член, смыл воду в чистом унитазе, и побрел обратно в гостиную.— Еще если наши сегодня проиграют, то это будет один из самых черных дней календаряr>И наши проиграли.— Денис, просыпайся, В школу опоздаешь — как сквозь вату доносился чей-то голос.— Бл-и-и-н, какая школа? — сквозь сон промычал я, переворачиваясь на другой бок.— Сегодня ведь понедельник. Ты что забыл?— Сегодня нет двух первых уроков — со злостью, сквозь зубы процедил я.— Сорри, мог бы, и предупредить, не будила бы тогда.Мамина голова исчезла из поля зрения, и хлопнула закрывающаяся дверь.Во, блин. Ну что за невезуха. Мало того, что ворочался полночи — заснуть не мог, так и утром поспать не дали. Ну, все — сон испарился, как туман над Сан-Франциско в яркий солнечный день. А сегодня — именно такой день. Свет ярко заливал всю комнату. Вот, пожалуйста, даже жалюзи не закрыл с вечера — еще одна досадная мысль пробежала в мозгу. Единственным светлым пятном в этот ужасный понедельник — был мой традиционный утренний стояк. С любовью, погладив несколько раз своего молодца, я как пружина вскочил с кровати и направился в туалет. Обычно я шел в ванную комнату, здесь рядом на втором этаже, но на сей раз по какой-то непонятной причине, я начал спускаться вниз — в туалет на первом этаже вдоль коридора за кухней. Проходя мимо кухни, автоматически заглянул.Я стоял и смотрел вглубь кухни, и странное чувство дежавю овладело мной. Где-то, я уже это видел. Или слышал? Мама в китайском халате с драконами, мурлыкала себе под нос мотивчик из вчерашнего шоу, при этом переминаясь с ноги на ногу, типа, пританцовывая. Полушария ее попы игриво перекатывались из стороны в сторону и... никаких складок на ее халате, говорящих о наличии нижнего белья. Это прям наваждение какое-то. Ответ пришел вдруг сам из закоулков памяти. Точно, ведь эту же картину описывал мне Мишка позавчера. Что там дальше должно происходить? Ага, вспомнил — нужно подойти сзади к маме, упереться в ее ягодицы и взять ее за груди. Не осознавая даже, что творю — я приблизился к матери, аккуратно разместил свои несчачстные 13 сантиметров в ее ложбинке. Руки сами потянулись вперед и упругая, мягкая плоть маминых грудей оказалась в моих ладонях. Что там дальше по Мишкиному сценарию? Ага, должна звякнуть ложка, падая на кафельный пол, и мама устроить мне скандал. Я даже зажмурился в ожидании, нет, не в ожидании, а в предвкушении.Но... ничего не происходило. Мы просто стояли, прижавшись друг к другу. Вдруг чьи-то цепкие руки (мамины, конечно, чьи же еще) схватили меня за запястья и развели мои руки в сторону. Мама подалось вперед, и резко обернулась. Ее взгляд медленно опустился на передок моих боксерок.— Это ты так рад меня видеть? Или просто в туалет не поспеваешь? — еле заметная улыбка скользнула по ее губам.«Это же не по сценарию» — билась в мозгу мысль. Я даже растерялся от неожиданности.— Доброе утро, мама — это все, что пришло в голову в тот момент.— Доброе утро, сынуля — улыбнулась она в ответ, и тихим спокойным голосом продолжала.— Садись за стол, будем завтракать.Я уселся, пряча под столом задрожавшие вдруг руки. Мама поставила передо мной яишницу с беконом и села напротив. Я потянулся за вилкой, но предательски задрожавшая вдруг рука не смогла ее удержать. Вилка с грохотом звякнула об пол. Я метнулся под стол. Злополучная вилка лежала прямо возле маминых ног. И тут... она медленно, как в замедленной съемке, заложила ногу за ногу. Полы халата распахнулись, и ее бедро оказалось прямо перед моими глазами.— Ты там надолго застрял? Завтрак стынет.Я от неожиданности дергнулся резко, и больно ударился об столешницу. Чертыхаясь, вылез из-под стола, потирая ушибленное место. Мама подала чистую вилку, а ту бросила в раковину.— Какой-то ты неловкий, не собранный. Все у тебя валится из рук. Денис, что происходит? Что-то случилось?— Нет, нет. Все в порядке, мама — я уплетал свой бекон, не отрывая глаз от тарелки.— Ну, если все в порядке, тогда поможешь мне пересадить цветы. Я так понимаю, у тебя два часа свободного времени нарисовалось.— Да, конечно, мам — быстро согласился я, хотя и ненавидел эту работу. Обычно, мама никогда даже не предлагала, зная, что я не люблю копаться в земле.— Значит, иди, умойся, приведи себя в порядок, и сделай ВСЕ, что ты там по утрам обычно делаешь. ПЯТНАДЦАТЬ минут, надеюсь, тебе достаточно?На слове «ВСЕ» и «ПЯТНАДЦАТЬ» она сделала отдельное ударение. Краска медленно заливала лицо. Я быстро встал, даже не убрав посуду за собой, и направился в ванную.Закрыв, на сей раз, за собой дверь на защелку — прислонился к холодной кафельной стене. Автоматически приподнял крышку корзины с грязным бельем. Она была пуста, только одни трусики одиноко лежали на дне. Именно те, белые в горошек, которые были на ней вчера. Да она просто издевается надо мной. Она что, читает мои мысли? Ну, нет, я ЭТО буду делать, КОГДА захочу и ГДЕ захочу — и с остервенением захлопнул крышку.Надев старую футболку и шорты, я вышел в сад. Да и не сад это вовсе по современным меркам — так себе огородик. Мать сидела на корточках, в полоборота ко мне, вся обставленная пакетами с землей, удобрениями и еще, кто знает какой, хренью. Клетчатая отцовская рубаха по-ковбойски была завязана на узел у нее под грудью, демонстрируя намечавшийся уже животик. Ворот рубахи был расстегнут на три верхние пуговицы, и оголял ее чудную ложбинку, обрамленную кружевным бюстгальтером. На ногах были лосины до щиколоток — мода на века..— Выкопай те кусты у ограды — бросила она через плечо, даже не глядя в мою сторону — и неси сюда.— Только осторожно, корни не повреди — крикнула вдогонку.Я принялся за работу, периодически бросая взгляд в сторону матери. А бросить взгляд было на что. Тонкие лосины плотно облегали ее бедра, выделяя каждую впадинку и бугорки ее начинающегося целлюлита. И очертаний трусиков, которые еще больше должны бы были акцентироваться в лосинах, чем даже в халате — НЕ НАБЛЮДАЛОСЬ. Озарение вдруг снизошло на меня. Это, там, на кухне она ведь тоже была БЕЗ ТРУСОВ. И куда я смотрел, дурак. Какой шанс упустил, дебил.Теперь я смотрел в оба глаза. Она то покачивалась, медленно переминаясь с ноги на ногу, то привставала вдруг, оказавшись передо мной практически раком, то резко вставала на ноги, отчего лосины сзади послаблялись... и тонкая ткань оказывалась у нее в попе, грациозно выделяя ее расщелину.— Давай, неси сюда, все что выкопал — мамин голос прервал мое созерцание ее прелестей.Она стояла, обернувшись ко мне, и прикрывала ладонью глаза от солнца. Как я уже говорил, утро сегодня было особенно солнечным. Я потащил кусты к ней и, усевшись на корточки напротив, начал пристраивать растения в приготовленные лунки.— Видишь? Корень повредил. Я же просила. Осторожней.— Где, где? Не вижу.— Так вот ведь — усаживалась она на корточки передо мной, показывая на обломленный корешок.Час от часу не легче. Ее ... промежность, с четко выделявшимся припухлым треугольником, смотрела прямо на меня. У нас это еще называют Camel Toe.— Я вижу, ты не последовал моему совету — произнесла мама тихо, подсыпая земли в лунку.— Это ты о чем?— Да об этом — кивнула она в сторону моей промежности.Я опустил глаза, Бл-и-и-н. В шортах, на левом бедре, отчетливо вырисовывалось очертание моего, не на шутку напрягшегося, члена.— И как часто ты это делаешь?— Что делаю? — дрожащим голосом переспросил я.— Да вот это — и характерным жестом она показала вы поняли, что она показала.— Ну, ма-а-ам — смутился я, чувствуя, что краснею.— Как мать за сиськи лапать, так он не краснел, а просто правду сказать — так вот какой конфуз.Она подправила куст и продолжила.— Мы взрослые люди. Поверь мне, через это все проходят. Уж больно вредная привычка, хуже чем курение. Избавиться невозможно. Так и живут с этим всю жизнь. И никто не умер — на последней фразе она сделала ударение, пристально посмотрев на меня.Я с небывалым усердием ковырял что-то в земле.— Конце концов — это просто полезно для здоровья. А в твоем возрасте, когда гормоны зашкаливают — и подавно... И если тебе станет от этого легче, могу сказать, что ДАЖЕ Я занимаюсь этим регулярно.Я буквально замер с кустом в руках, который намеревался разместить в лунку. Сердце бешено заколотилось. Согласитесь, слышать такое от матери... Словно прочитав мои мысли, она продолжила.— Что? Странно слышать такое от своей матери?Я еще ниже опустил голову, стараясь скрыть свое смятение.— А, знаешь? Мне и поговорить в этом доме не с кем. Отца давно уже не интересует моя жизнь. У него сейчас СВОЯ жизнь. Думаешь, он на выходные на рыбалку ездит? Да он удочки даже не берет. Перекладывает их с места на место в гараже — думает, что я не замечу.Я удивленно поднял на нее глаза, впервые за весь разговор. Глубокое изумление, отпечатавшееся на моем лице, вынудило ее продолжить свое откровение. Ее словно прорвало.— Мы даже не спим вместе. Я думаю, ты понимаешь — ЧТО я имею в виду. Он и сейчас с этой шлюхой Мартой.— Мартой? Его секретаршей? Этой худосочной блондинкой? Так там и смотреть не на что.— Видать есть на что. У нас все идет к разводу. Но я не хочу быть причиной этого развода. Если он уличит меня в измене, то это даст ему полное право подать на меня суд. И при хорошем адвокате — мы окажемся на улице, а в моем саду будет хозяйничать эта стерва.Последние слова мама выкрикнула уже в истерике и закрыла лицо руками. Я ждал потока слез, не зная, что предпринять. Но никаких слез не последовало. Она поправила волосы, и спокойным голосом продолжала. Вот это самообладание!— Знай, я никогда не изменяла твоему отцу... И даже там, в мотеле, ничего ТАКОГО, о чем ты подумал — не было. Тебе ведь Майкл обо всем рассказал?Последнюю фразу она произнесла с нажимом и резко подняла голову. Наши глаза встретились. Точнее сказать, она просто захватила мой взор своими черными, широко раскрытыми глазами. Я физически почувствовал, как утопаю в ее зрачках, как будто, падаю в эту бездонную тьму. Будто ее длинные, тонкие пальцы шарят в моем мозгу, ощупывая каждую извилину. Дыхание сперло, на голове зашевелились волосы.— Да это сейчас и не важно — сказала мать, и отвела взгляд в сторону.Я словно очнулся от тяжелого сна. Даже встряхнул головой, словно отгоняя странное наваждение. Бл-и-ин, что это было?Мама спокойно продолжала.— У тети Тани тогда был не самый лучший день в ее жизни. Она в очередной раз разругалась с мужем, и он впервые поднял на нее руку.— Как? Питер бьет тетю Таню? — вскрикнул я, не веря маминым словам.— Теперь уже регулярно.— Мишка ничего об этом не говорил.— Ну, ты ведь не побежишь сейчас рассказывать ему об отце и Марте?— Нет, конечно.— Вот и ответ на твой вопрос. Люди не любят выносить сор из избы.— Я еле ее успокоила, а тут эти мужики еще подсели. Она и им давай изливать свое горе. «Все вы сволочи, все вы одинаковые». И так далее, в том же духе. Две последних рюмки виски явно были лишними. Она уже собралась с ними в мотель. Ну не могла же я бросить сестру в таком состоянии. Пришлось ехать вместе с ней.Мама вдруг подняла голову и глянула на меня.— Но там ничего ТАКОГО, что тебе так красочно расписал твой брат — НЕ БЫЛО. Ты мне веришь?Я опять оказался в плену ее глаз.— Конечно, верю — промямлил в ответ.— Мы с тобой одни на этом белом свете. Запомни — ты Михайлов (девичья фамилия матери), а не Вилсон (фамилия отца, и моя соответственно) и никогда им не был. Мы — Михайловы. Для них мы эмигранты — неудачники, и никогда не будем ровней с нимии, а всегда будем здесь чужаками. Потому, что мы гребанные эмигранты. Вот поэтому, мы должны держаться вместе, доверять друг другу, и ничего не скрывать друг от друга. Ты меня понял?— Да, конечно. Ничего не скрывать друг от друга — машинально я повторил последнюю фразу.Мама «отпустила» мои глаза, и вернулась к своим растениям.— Если бы твой брат остался бы еще на минут пятнадцать дольше — он бы увидел, как мы бежали с этого чертового мотеля. Пришлось подиграть, конечно, чтобы усыпить бдительность наших незадачливых любовников. Да, поцеловались мы несколько раз, потискал меня мужик — но не более того. Мы отъехали так быстро, что они даже сообразить ничего не успели.— А почему так поздно теть Таня вернулась домой? — выпалил вдруг я, не понимая, что спалил только что Мишку, зная о таких подробностях.Мама внимательно глянула на меня и продолжила.— Не могла же я ее оставить саму в таком остоянии. Мы приехали к нам. Благо, никого не было. Отец на «рыбалке», ты на соревнованиях. Отпаивала ее крепким кофе и чаем, пока она не протрезвела. А уж потом привезла ее домой.Она вдруг распрямилась, любуясь на свою работу.— Ну, вот и все. Пожалуй, ты мне больше не нужен. Мойся и собирайся в школу, иначе опоздаешь. У тебя, кажеться, контрольная сегодня.Я медленно приподнялся, разминая затекшие ноги, и посмотрел на нее сверху, как она копошилась со своими расстениями. Маленькой и беззащитной показалась она мне в тот момент. В каком-то романтическом порыве, я вдруг наклонился и поцеловал ее волосы.— Я люблю тебя, мам.Она подняла голову, влага заблестела в уголках ее глаз.— И я тебя люблю, сыночек.Я быстро отвернулся и зашагал к двери.— Погоди минутку, Главное забыла — остановил меня ее голос.— Мы тут, с тетей Таней на пятницу в кино собрались. Можете с Мишкой присоединиться, если у вас, конечно, нет других планов.Моя улыбка от уха до уха все сказала без слов.— Значит, как в прошлый раз, подберете нас на Маркете.Сегодня ведь понедельник, до пятницы целая вечность. Я примчал в школу обрадовать Мишку сногсшибательной новостью— Это я постарался — снисходительно произнес Мишка — это я попросил маму уговорить твою.Раздраженный его самодовольным тоном, я выпалил.— Может ты и постарался растрепать все своей маме о нашем разговоре.— Нет, нет. Ты что? Я — могила. Я — ни слова.— Так откуда моя мама все знает? — наседал я, не давая ему опомниться.— Н-н-н-е знаю. Клянусь, я ничего не говорил.— Точно не говорил? — пронизал я его ледяным взглядом.Мишка смотрел на меня, как кролик на удава — словно загипнотизированный. И вдруг, ко мне пришла уверенность — что он, и в самом деле, ничего НЕ РАССКАЗАЛ. Я опять встряхнул головой, отгоняя знакомое наваждение.— Все, все. Успокойся. Я тебе верю.Мишка сразу обмяк. Утерев рукой нос, он проговорил.— Твоя мама, правда, звонила вчера, искала тебя. Они о чем-то очень долго говорили с моей, а потом мать устроила мне настоящий допрос. Но я ничего не сказал.Последнюю фразу он произнес ... скороговоркой, со страхом глянув на меня. Картина начала потихоньку проясняться в моем мозгу. Это я сам спалил себя и Мишку, заодно. Я вдруг вспомнил, как мы с мамой встретились взглядами, и я ощутил это липкое чувство в моей голове. В этот момент она все прочитала в моих глазах. Ведь я промолчал, не отрицал. Молчание — знак согласия, и своим глупым вопросом о времени возвращения тети Тани только добавил ей уверенности в ее предположении. Да, именно, в предположении. Она, тупо, взяла меня на понт, а я и расклеился сразу. Мама — вот у кого нужно учиться выдержке и самообладанию. Я, невольно, подставил Мишку. Если моя мама расскажет все теть Тане, та подумает, что ее сын не сдержал слова, и все выболтал мне.Но, как я говорил, было у отца две дочери: одна — умная, вторая — красивая. Надеюсь, умная не расскажет, а красивая сама не догадается.Я не мог дождаться пятничного вечера. Издрочился весь, в буквальном смысле. Мастурбировал по два раза на день. Изучил весь мамин гардероб нижнего белья. Ну вот, наконец, и пятница.Мы несемся с Мишкой по Маркет Стрит, забирать наших мамочек после шопинга. Теть Таня машет нам рукой издалека, обставленная пакетами с покупками.— А мама где? — разочаровано спрашиваю, выходя из машины.— В туалет забежала на минутку. Грузи, давай вещи в багажник. Какой мы ей костюмчик подобрали. Пальчики оближешь.Из дверей магазина, появилась, наконец, мама.— Во, гляди, какая красота — не унималась теть Таня — как с обложки «Vogue».Мама, как модель провернулась несколько раз, демонстрируя обновку.— Да, шикарно — поддержал свою мать Мишка.Один я не выражал восторга, на моем лице, наверное, отразилось мое разочарование. Я не умел скрывать эмоции. Да, костюм был шикарным, но БРЮЧНЫМ. Нет, он, конечно, красиво подчеркивал ее попу, жилетка своим глубоким вырезом, как бы поддерживала ее чудную грудь, выделяя ее при этом еще больше. Элегантные черные очки, как заколка, торчащие в ее волосах дополняли картину, придавая маме вид такой себе бизнес-леди. Но мы ведь не на корпоративное бизнес — мероприятие собрались, черт возьми. Да, продолжение вчерашнего шоу на диване — мне сегодня явно не светит.Все начиналось, как и в прошлый раз. АЗС, «дозаправка», тетка с гнусавым голосом «спиртное не распивать, сексом не заниматься».— Да слышали уже, слышали. Запускай скорей.Даже наше место оказалось не занятым, куда я быстро и запарковался.— Просьба не сорить. В последний раз после вас, как в свинарнике было — буркнул раздраженно, раздавая всем традиционный попкорн.Мама, сняв туфли, забралась на сиденье, поджав ноги, и почти уляглась на меня. Не в буквальном смысле, конечно. Она просто положила голову мне на плечо, левой рукой взяла мою правую руку, так, что пальцы наши переплелись, и наверх положила свою правую руку. Я вдохнул аромат маминых волос и уплылr>Я был готов так и просидеть весь сеанс, лишь бы чувствовать, как ее тугая грудь упирается мне в бок, как волосы щекочут мне щеку и ее руки нежно сжимают мою руку.Фильм начался. Названия уже не помню, но цветной — это уж точно (ссылка для Евгений 3). Но, наверное, интересный, так как первые десять, пятнадцать минут в салоне было тихо — все были поглощены, происходящим на экране. Вот главный герой уже и набил морды всем злодеям, и соблазнил пышногрудую красавицу — и все действо незаметно перешло в занудную тягомотину. Я откровенно заскучал.Зато на заднем сиденье не скучали. Ерзание, скрип кожи, приглушенные голоса и, наконец, знакомые до боли звуки. На заднем сиденье уже целовались во всю. Я невольно засуетился, поправляя свои джинсы.— Завидуешь? — прямо в ухо прошептала мама.Я встрепенулся от неожиданности.— Сам то целоваться умеешь?Да что за вопрос такой? Конечно, умею. Я ведь встречался с девчонками, даже с двумя. Я недоуменно глянул на маму. Словно, прочитав мои мысли, она продолжала.— Так покажи, чего там тебя твои девчонки научили?Я, как теленок тыкнулся в вымя, то есть в губы, и начал сосать их с силой, демонстрируя свою «опытность». Мама еле оторвалась, вытирая свои губы тыльной стороной ладони.— Ну так, сына, все твои девчонки разбегуться от тебя. Тебе только и останется заниматься тем, чем ты занимаешься в ванной по утрам.Ну вот опять — она издевается надо мной. То протягивает руку, то толкает обратно под воду.— Ну, ну, не обижайся. А хочешь, научу?Ее пальцы игриво прикрыли мой рот, как будто, она не хотела слышать никаких возражений. Один палец скользнул вниз, оттопыривая мою нижнюю губу. Когда за ним медленно двинулся второй, я успел его перехватить, зажать легонько между зубами, и начал потихоньку посасывать.— Ну вот, намного лучше.Дав мне вдоволь насладиться, она вытащила свой пальчик и прошептала.— Запомни. Все начинается с прелюдии. И секс, и поцелуи. Представь, что ты — это я, а я — это ты. Запоминай, и повторяй за мной.Мама повернулась еще больше ко мне. Ее правая рука скользнула под мою футболку, прошлась по животу и оказалась на моей спине в районе лопатки. Левая рука еще сильнее сжала мою руку. Словно мороз по коже пробежал, когда теплая волна ее дыхания захлестнула меня. Она просто дышала мне в ухо, при этом, умудряясь покусывать мочку уха, и щекотать языкам ушную раковину. Было щекотно (я боюсь щекотки), но ужасно приятно. Ее рука под футболкой уже теребила мой набухший сосок. Так и теребить нечего то было, но новизна ощущений заставила все мое тело напрячься в сладкой истоме, и сосок тоже. Напрягся и член, неудобно зажатый в джинсах. Я, без тени смущения, расстегнул верхнюю пуговицу, скользнул во внутрь брюк и поправил молодца.Оставив в покое мой сосок, ее рука скользнула вниз, перебирая пушок, лохматой дорожкой растущий от пупка до лобка. Я уже чувствовал кончики ее пальцев под резинкой моих боксерок и оцепенел, продолжая сладкого развития событий. Но мамина рука замерла вдруг, только ее ногти нежно пошкрябывали мою кожу. Все ее внимание переключилось на верхнюю часть моего тела, вернее, на лицо. Теплые влажные губы заскользили по моей щее. Она нежно, еле касаясь, целовала мои глаза, мои брови, мой нос. И вот ее горячие губы уже целовали кончики моего рта. Я пытался повернуться к ней навстречу, чтобы впиться в эти дразнящие губы, но она ловко уворачивалась, подставляя свою щеку или нос. Мама на мгновенье замерла, и... я почувствовал, как ее плотный влажный язык заскользил вдоль моих губ. От переизбытка чувств, я опять напрягся, непроизвольно втянув мышцы живота. Между поясом джинс и моим пресом образовалось свободное пространство. Мама не упустила возможность, и ее рука скользнула во внутрь.О-о-о-о-у. Это было что-то с чем-то. Ее ногти уперлись в мой ствол, пальцы понемногу раздвинулись, и мой член оказался зажат между ее указательным и средним пальцами. Она буквально впилась в меня своими губами, нежно посасывая их, и периодически сжимая пальцы на члене. Влажный, упругий кончик ее языка проникал настойчиво в мой, полуоткрытый от неожиданности рот. Это было новое, раннее неведомое ощущение. Мамин язык во всю орудовал в моем рту, круговыми движениями медленно циркулируя вокруг моего. «Запоминай, и повторяй за мной» — вдруг отчетливо вспомнился ее томный шепот. Я с трепетом начал потихоньку продвигать свой язык вперед, вдоль ее языка, в неизведанную теплую влагу маминого рта. Неожиданно... она своими зубами схватила кончик моего языка и настойчиво потянула к себе. Задерживать дыхание больше не было мочи, и я носом громко втянул воздух. Мембрана от потока хлынувшего в легкие воздуха резко опустилась вниз. Мышцы живота расслабились, и он устремился вверх, зажимая мамину руку между собой и тканью плотных джинс.О-о-о-у. Это было уже слишком... я застонал от удовольствия, испуская какой-то нечленораздельный звук. Мама резко отстранилась, и разжала пальцы.— Ш-ш-ш-ш. Тихо. Успокойся.Немного отодвинувшись, она с интересом смотрела на меня.— Ты мужчина, ты должен контролировать свои эмоции. И наилучший способ сделать это — просто открыть глаза. Попробуй.Это было что-то новенькое. Но мама не дала мне времени осмыслить ее слова — ее губы слились с моими в очередном страстном поцелуе. Я на миг потерялся, но через мгновение открыл глаза. Я видел мамино лицо в миллиметрах от себя, я видел ее подрагивающие веки, я видел горбинку ее носика. И вправду, чувство приближающегося оргазма отступило, я ощутил уверенность в себе и готовность взять процесс в свои руки. Левой, свободной рукой я прикоснулся к маминому лицу и принялся ласкать его, запуская пальцы в ее шелковистые волосы. Дрожь прошла. Наблюдать за ее эмоциями было не менее увлекательно, чем учавствовать в процессе.Но мама — это мама. Это была бы не она, если бы не окунула меня опять в прорубь, после того, как подала руку надежды. Она отпустила вдруг мою гордость, как-то изловчилась и вывернула свою руку так, что ее большой палец оказался внизу, а остальные четыре сверху моего измученного члена. Плотное кольцо, образованное ее пальцами твердо охватило мои 13 сантиметров. Я даже охнуть не успел, как ее теплая мягкая рука задвигалась в ритм посасывания моих губ. Пальцы левой руки еще сильней сплелись с моими пальцами, грудь еще больше прильнула к моей. Она вдруг широко открыла глаза... и я утонул в их бездонной тьме, в очередной раз, почувствовав это странное липкое оцепенение. Все, я уже не контролировал себя, полностью отдавшись во власть этой женщины. Женщины — самки. Женщины — моей матери.Сперма пульсировала, неотвратимо продвигаясь наверх. БАБАХ — извержения Везувия началось. Мать, вдруг выдернув свою левую руку из моих скрючившихся в конвульсиях пальцев, накрыла как колпаком головку моего фонтанирующего члена.— Все хорошо, все хорошо, Расслабся — шептала неустанно мама мне в ухо, еще больше распаляя мое сладострастие.Наконец, все прекратилось. Густая сперма вытекала сквозь ее пальцы, образуя липкую лужу у меня на животе. Она, нежно поглаживала мою сенситивную головку, используя сперму как смазку. Тишину нарушали лишь голоса, льющиеся с киноэкрана и знакомое уже чавканье, доносящееся из заднего сидения. Я осторожно стал выворачивать голову, чтобы увидеть происходящее позади. Мама последовала за мной, заговорчески улыбаясь.Теть Таня стояла на коленях, и ее голова ритмично двигалась вверх-вниз между Мишкиных ног. Ком застрял у меня в горле. Ну, вот опять Мишка меня перещеголял. Я только перешел к стадии поцелуев, а ему уже минет делают. Всегда он на шаг впереди. В подтверждении мох слов, он вдруг изогнулся всем телом и задергался в конвульсиях. Теть Танина голова замерла, еще сильнее прижавшись в его промежности. Все. Мишка бессильно распластался на сиденье, и довольная теть Таня подняла голову, вытирая губы ладонью.— Ну, ты даешь, сестра — то ли изумленно, то ли восхищенно проговорила мама.— Зато ни одной капельки не пролила. Не то, что вы. Устроили здесь бардак — парировала теть Таня, глазами указывая на мамины липкие руки, которые та пыталась безуспешно вытереть салфетками.— А ведь кто-то просил не свинячить — продолжала Мишкина мама, улыбаясь.Мы все покатились со смеху. Нас, наверное, слышно было в соседних машинах.Вдруг... кто-то постучал в дверь. Я машинально опустил окно. Снаружи стояла тетка — билетерша. Мишка только успел прикрыть свое хозяйство, а я так вообще, не успел никак среагировать. Она уставилась на мой обмякший член, обвила медленно всех взглядом, и знакомым гнусавым голосом произнесла.— Никакого спиртного, никакого секса — я предупреждала. Покиньте, пожалуйста, кинотеатр.Как настоящий американец, привыкший безропотно подчиняться закону, и не вступать в пререкания с представителем власти, я быстренько завел двигатель, и начал выруливать.Площадку мы покидали под свист и улюлюканье публики. Несомненно, это был наш звездный час.произнес он, стараясь поднять мне настроение.— И что же дальше было?— Расстроился я точно так же, как ты сейчас. Прихожу домой — настроения никакого. В доме пусто. Закрылся у себя в комнате и перевариваю все в голове. Мысли, знаешь, разные были. Но одно знал точно — видеть ее не хочу. Только под вечер мать заявилась домой. Трезвая, правда. К ужину звала — не вышел. Так и лег спать на голодный желудок. Хорошо, что утром в школу. В школе оно, знаешь, другие заботы навалились, все закружилось, завертелось. А домой прихожу, стараюсь с ней не пересекаться. В общем и целом, стал я ее избегать, из дому уходил пораньше, из школы приходил попозже — и сразу в своей комнате закрывался. Вот так, как-то, неделя и прошла.Мишка замолчал на минутку, собираясь с мыслями.— Трудней всего было на выходные. Проснулся утром — уставился в потолок. Не весь день же в комнате сидеть, а выйдешь — обязательно столкнешься где-нибудь. И вдруг мне мысль стрельнула в голову. Я даже опешил. Почему она мне раньше не приходила?— Какая мысль? — я весь напрягся, чувствуя, что сейчас услышу решение всех своих проблем.— Да очень простая мысль. А чего это вдруг я бегаю от нее, глаза прячу? Это ведь не я кувыркался там в мотеле. Кто от кого должен бегать? От этой мысли сразу легче стало. У меня даже утренний стояк нарисовался. Впервые за целую неделю. Представляешь, член целую неделю не вставал, так я испереживался.Я усмехнулся. Тяжело было представить себя без утреннего стояка.— Вот я и говорю — продолжал Мишка — спускаюсь я по лестнице, чтобы в ванну прошмыгнуть, пока мать спит, слышу — не спит она уже — посудой гремит на кухне. Заглядываю тихо. Точно, она. Колдует что-то у плиты, песенку себе под нос мурлыкает. Еще и пританцовывает. Знаешь, переминается так с ноги на ногу. И жопа колышется в такт ее потаптывания. Смотрю — и понимаю, что она... без трусов. Ну, в упор не вижу тех складок на халате, которые указывали бы на наличие таковых.Мой собеседник сладко улыбнулся, видимо переживая тот волнительный момент.— Не знаю, что на меня нашло. Подкрадываюсь я к ней на цыпочках, и прижимаюсь своим стояком прямо ей между ягодиц — в самую щелочку, и руками хвать ее спереди за сиськи. Бедняга даже ложку упустила от неожиданности. «Да как ты смеешь? Что ты себе позволяешь? Извращенец. Я все отцу расскажу». Ах, ты отцу расскажешь? А, может, это я расскажу. И тут меня понесло...Мишка, довольный смотрел на меня, наслаждаясь произведенным эффектом.— Высказал я ей все. Ты бы видел ее лицо в тот момент: глаза на выкате, лицо красное, а сказать ничего не может. Только ртом воздух хватает, как рыба, выброшенная на берег. О-о-о, вот он сладкий миг мести. Ты не поверишь, у меня еще больше встал.Мишка улыбался, прокручивая в памяти столь сладкую картину мести.— И тут — ТРЕСЬ... она со всего размаху съездила мне по роже — резко повернулся Мишка в мою сторону, чтобы подчеркнуть драматизм момента.— Теперь моя очередь была остолбенеть. Мы так и стояли минуты две, вытаращившись друг на друга. Я первым пришел в себя — развернулся и с высоко поднятой головой покинул поле битвы.Мишка развалился на скамейке, ухмыляясь, гордый сам собою.— А дальше то что? — с нетерпением вопрошал я.— Дальше? — недоуменно глянул в мою сторону Мишаня.— А дальше самое интересное началось — интригующим голосом продолжил мой брательник.— Через минут десять мать ворвалась в мою комнату, бухнулась рядом на кровать и давай реветь. Плачет, аж захлебывается. Я еще ее такой не видел. У нее словно истерика случилась. Говорит что-то, ничего нельзя разобрать, одни всхлипывания. И стало мне ее так жаль. Обнял я матушку за плечи и давай успокаивать. «Все хорошо. Ничего страшного не случилось. Конце концов, мы живем в свободной стране, где каждый имеет право на личную жизнь и бла... бла... бла». Успокаивал ее, как только мог, а она словно белуга — ревет и ревет... Притихла, наконец. Положила мне голову на плечо, всхлипывает только периодически. И когда речь ее стала членораздельной, она начала рассказывать. И узнал я в то утро, что отец с матерью уже давно не ТОГО... Ну, ты понимаешь, о чем речь. И семья наша давно уже семья, в том смысле как я себе представлял.Мишка замолчал, задумчиво уставившись в одну точку. Я не решился его беспокоить и терпеливо ждал.— Сидим мы так, обняв, друг дружку, и каждый о чем-то своем думает. «Может тебе помочь? « — спрашивает вдруг она. Я сначала и не понял о чем речь. Проследил за ее взглядом... а она смотрит на мой бугор, такой неслабый, выпирающий спереди трусов. «НЕТ, НЕТ. Тут уж я сам как-нибудь справлюсь». Начал быстро отнекиваться я, и по-быстрому спровадил ее из комнаты.— И чем все закончилось? — осторожно поинтересовался я.— Я пообещал ничего не говорить отцу, а она поклялась, что ничего подобного больше не повториться, и вообще, ничего такого, о чем я подумал, там отеле не было. И зажили мы душа в душу, как говорится в русских народных сказках.Вдруг Мишка придвинулся ко мне поближе и как заговорщик прошептал: «И знаешь, что она мне предложила на следующее утро в кухне, когда я опять уперся своим стояком между ее половинок?».— Предложила свою помощь? — с замиранием сердца, на одном дыхании выпалил я.Мишка покатился от хохота.— Я думал точно так же, как ты. Но представляешь, она НИЧЕГО не предложила. Я сотню раз пожалел, что отказался в то утро. Но она так ничего больше и не предлагала.Мишка ржал, явно довольный произведенным эффектом.— Нет, она попросила кое-что.— И что же?— Попросила быть поосторожней, и не тискать ее, когда отец дома.После непродолжительной паузы он продолжил.— Я, конечно, не упускал ни одной возможности потереться о ее ягодицы своим членом, и потискать ее сиськи. Но когда представилась возможность вчера — ты понимаешь, я не мог не воспользоваться. Должен признаться — это было сверх моих ожиданий и самых смелых фантазий. Она разрешала себя трогать ВЕЗДЕ, и, по-моему, ей это нравилось.Я с недоверием смотрел на своего родственника, и в то же время завидовал ему. А если, все что он говорит — правда? Конечно же, правда, оснований не доверять ему у меня не было, да и сам кое-что вчера видел своими собственными глазами. Спонтанное возбуждение сменилось вдруг унынием.— Ну, а мне то, что делать?— Вот брат, чего не знаю, того не знаю.Он посмотрел на меня внимательно, решаясь, говорить дальше или нет.— Знаешь, мать просила слезно ничего тебе не рассказывать. Хотя она говорила, что там, в мотеле ничего ТАКОГО не было, но твой отец ужасно ревнивый — он разбираться не будет. Пообещай, что ты не сдашь меня.— Хорошо — обещаю. Пора в библиотеку.Я решительно поднялся со скамейки, и, не оборачиваясь, зашагал вперед. Мишка засеменил рядом.Целый день мы провели вне дома. Библиотека, побережье, спортивная площадка. Куда угодно — только не домой. Обида за маму грызла мое нутро. Мишка все понимал, и как верный оруженосец, постоянно был рядом. Но к вечеру пришлось возвращаться.Я тихонько открыл дверь, но та предательски скрипнула.— И где мы пропадаем весь день? — с порога уже меня встречал мамин сердитый голос.— С ребятами пересеклись. Повисели немного — начал врать я, и присев на колено, начал возиться со шнурками кроссовок, чтобы только не встретиться с ней взглядом.— А позвонить нельзя было? Я ведь волнуюсь.— Волнуется она — зло про себя подумал я — Сейчас вот выложу всю правду-матку — тогда и заволнуешься.— Извини, не подумал — вместо своей мысленной бравады промямлил я.— Ужинать будешь?— Спасибо, не голоден.В животе урчало, но я не рискнул остаться сам на сам с матерью на кухне. Зная ее характер, она все выудит из меня, а я ведь дал обещание Мишке. Голод — не тетка, но пришлось идти на жертву. Чего ради ...