Когти тигра
/ быль /
Начальник химической службы атомных субмарин капитан-лейтенант Виват Москаленко был большой оригинал. Одно имя, данное родителями в момент поднятия рюмок при очередном семейном торжестве, уже намекало на то, что родившийся рыжеватый, громко кричащий младенец, станет человеком неординарным. Действительно, будущая судьба офицера складывалась так, что в этом далеком, забытым богом «медвежьем» углу, где служил Москаленко и уже пять лет ходил в закоренелых холостяках, лишний раз подтверждала его неординарность.
В то время, когда многие из его друзей, оставив прежних жен, которыми они сдуру обзавелись на первых курсах учебы в военных училищах, потихоньку стягивали трусики со следующих будущих кандидаток на эту трудную, но почетную должность жены морского офицера, их верный друг Виватик еще не «склеил» и первой.
Многие объясняли это тем, что у Москаленко между ног висел вечно спящий «банан». Но, как потом оказалось в действительности, все они просто ошибались. «Банан» у холостого Виватика был, что надо: целых двадцать пять толстых сантиметра. Он всегда был готов с резвостью тигра запрыгнуть на самую вертлявую бабенку, о чем многие из них несбыточно мечтали, чтобы поиметь в кровати такого молодца вместо спящих, храпящих, пахнущих водкой усталых мужиков, у которых уже к началу ночи их могучие «Бананы» почему-то превращались в маленькие, сморщенные перчики, которые их женами были уже не востребованы. Поэтому гарнизонные «леди» не уставали мечтать о могучем «Банане» нашего героя, а их мужья, завидев Москаленко в гарнизонной сауне, чернели от зависти.
— С этаким богатством и неженатый, — недоумевали одни.
— Таким «Прибором» можно было бы давно передрать самых высокопоставленных элитных Московских шлюх, и щеголять на проверках флота в свите Главкома, — сокрушались другие, мечтавшие о карьере в Белокаменной.
Но Москаленко, казалось, не замечал этих ехидных намеков, продолжая демонстративно игнорировать прекрасную половину человечества, пока в гарнизоне не объявилась, словно упавшая звезда с неба, Татьяна Кваша. Она устроилась официанткой в офицерской столовой, имея лицо Джаконды и зад величиной с корму авианосца.
— Верных двенадцать кулаков, — прикидывали одни, когда официантка стояла к ним задом.
— Ха! Там верных все двадцать. — усмехаясь, вторили им другие.
Однако никто из окружающих не осмеливался теоретические прикидки размеров этой части женского тела подтвердить практикой. Один, наверняка подпитый, все же как-то умудрился прикоснуться к этому интересному месту могучей женщины, но тут же отлетел метров на пять, выплюнув выбитый зуб.
Муж официантки, видимо, не перенес такого изобилия и однажды сбежал прямо с супружеского ложа, тут же запрыгнув в постель к тощей, как жердь, жене комбрига. Тот ушел на субмарине в море, но так и не вернулся, как и все остальные, которые с ним были. Им пропели вечную память в местной церквушке, бросили венок в море на то место, где погрузилась подлодка, крепко напились на поминках и вскоре забыли.
Так повелось на Руси, что вдовы не скоро выходят замуж. Мужики почему-то их обходят. Нет, они не против крутнуть любовь с этими бабенками, но и только. Но Москаленко оказался иного мнения и все благодаря своей неординарности.
Как-то в один из вечеров наш Виватик неуклюже топтался у двери новоявленной холостячки, пряча за спиной какой-то сверток.
— Можно? — неуверенно спросил кавалер, когда дверь перед ним внезапно открылась.
— Входите, — тихо ответила женщина, не ожидавшая визита незваного гостя.
... Он сидел за столом на кухне, дымя в потолок, а она жарила картошку на сале, то и дело вытирая руки о фартук на крутых бедрах. Трое детей хозяйки, мал — мала меньше, лежали гуртом, посапывая, на ее кровати, а мать, явно не умещавшаяся с ними, видимо располагалась на небольшом диване, где уже было постелено.
— Чаю не хотите? — спросила хозяйка после того, как они допили бутылку водки и доели последнюю картошку.
— Можно и чаю, — снисходительно кивнул гость.
Они пили чай и продолжали изучать друг друга.
«Ну, что он во мне нашел?!» — терзалась сомнениями женщина.
«И какой леший занес меня сюда?» — дивился он.
Когда часы пробили три после полуночи, они очнулись от взаимного созерцания.
— Я постелю на полу, — предложила она.
— Угу, — бросил он, направляясь в туалет.
... На полу было жестковато, но просторно. Он обнял ее за шею, притянул, поцеловал. В этот миг, когда «Банан» у него уже стоял по стойке «Смирно!», кровать скрипнула, и раздался в темноте боязливый детский голосок:
— Мам, ты где?!
— Здесь, — подхватилась она.
— А что ты делаешь на полу?
— Отдыхаю... А ты спи, котик...
На кровати опять все стихло, только слышалось посапывание маленьких носиков.
— Уснули? — спросил он.
— Да. Поехали, — прошептала она.
— А ты не боишься, что родишь четвертого?
— Не... Я кое-что предусмотрела...
— Тогда держись...
Он старательно, потихоньку вправлял в нее свой «Агрегат», и когда достиг дна, она вздрогнула, обхватила его голову обеими руками, крепко прижала к себе и впилась жадными губами в его пересохшие губы.
Поиграв своим языком с его, она оторвалась, прошептав:
— Ну, что вставил?
— Почти...
— Тогда качай. Только потихоньку, не то заору. Потихонечку, вот так, молодец, я хочу его лучше распробовать...
— Как мороженое? — усмехнулся он.
— Я забыла, когда его ела...
Он старательно продолжал накачивать ее, словно шофер колесо. Она предательски стонала, крепко зажав обеими руками рот.
— Что ты чувствуешь? — садистски спросил он.
— Как твое дышло уже через горло вышло, хихикнула она.
— Я могу вынуть...
— Что ты! Мне так хорошо. Я — летаю, — она обхватила его руками за ягодицы и живо заработала тазом. Чтобы он больше не задавал ей глупых вопросов, она снова впилась в его рот, засасывая в себя все его содержимое. Ни одна из прошлых баб его так не целовала и ни в чьем теле его член не чувствовал себя столь уютно и комфортно, как теле этой молодой и такой страстной женщины. Он почувствовал, как томная сладость заливает все его тело. Он напрягся, изогнулся, и тут его пульсирующая струя стала заливать ее лоно. Она не отстранилась от него, еще сильнее прижимая к себе. Так раскаленная и потрескавшаяся земля от лучей летнего беспощадного солнца с жадностью глотает потоки первого и столь долгожданного дождя, порождающего и продолжающего жизнь.
Когда все было кончено, он встал, не зная куда идти.
— Иди в ванную. Вода в ковшике...
Он ушел, пошумел в ванной, затем вновь нырнул к ней под одеяло.
— Чем это ты цокал по полу? — спросила она, слыша его шаги.
— Когтями тигра...
Она села, запустила руку к ступне его ноги.
— Мамочка родная! — подхватилась она, чиркнув спичкой. И тут же обомлела. Ногти на пальцах его ног были длинными, как у собаки. Они далеко выступали за края пальцев, загибаясь книзу...
... Утром он принес чемодан с вещами. Она стала их перебирать, готовя к стирке.
— А где носки? — спросила она.
Он замялся, а затем, нехотя, ответил:
— Знаешь. Я их как-то не ношу...
— Теперь будешь носить, — положила она перед ним носки бывшего мужа.
Он согласно кивнул, поняв, что настало время расстаться не только со своей свободой, но и с когтями тигра...