Странная штука, память. Одно оно выделяет, и ты помнишь это всю жизнь, правда, не всегда, так как это было на самом деле. Другое прячет в глубине и чтобы добраться до этих воспоминаний надо нечто экстраординарное. Какое ни будь внешнее воздействие, вытаскивающее на поверхность скрытые воспоминания.
Я лежал на асфальте не в силах пошевелиться. Простреленное плечо болело, и я чувствовал, как толчками из него вытекает кровь, делая меня слабее. Я слышал выстрелы из пистолетов, это стреляли мои друзья, а вот и автоматная очередь... Она звучала так же как та, от которой досталось мне. Умирал ли я. Наверное, нет. Так хотелось думать. Жить хочется всегда.
А началось всё буднично, как и раньше. Операция «Перехват». Нам сообщили, что произошло нападение на машину вневедомственной охраны. Водитель ранен, а стрелок убит. Скорую вызвали жильцы дома, около которого произошло нападение. Пропал автомат и рожок патронов. Нападающих было вроде двое. Нас определили на перекресток улиц Калинина и Победы. Выдали броники. Оружие табельное, как и положено операм — ПМ (Пистолет Макрова и две обоймы). Мы должны были останавливать и досматривать проезжающие машины и проверять документы водителя и пассажиров. Ну и не забывать про прохожих. Кто может ходить по улице в три часа ночи?
Фары машины мы увидели, как только она вывернула из дворов. Водитель как бешеный жал на газ звук двигателя рвал воздух.
— Наш клиент, — подумалось мне.
— Останавливаем, — приказал Пашка и выскочил на дорогу, размахивая полосатой палочкой.
— Куда дурак? Назад! — заорал водитель дежурки.
Но Паша уже сам понял, что сглупил. Он метнулся назад под защиту Уазика. Но автомобиль вдруг стал тормозить, повернув в нашу сторону. Не доезжая пару метров, он остановился. Двигатель заглох, и из кабины послышалось:
— Не стреляйте. Я один!
Только сейчас я понял, что достал из кобуры пистолет и направил его на машину. Краем глаза видел, что также поступили и мои товарищи.
— Руки вверх и медленно выходите из машины, — грозно проорал Паша.
— Не стреляйте! Я выхожу!
Открылась дверца и над крышей показались дрожащие руки, потом голова и вылез дрожащий плюгавенький мужичок. Сделав пару шагов в нашу сторону, он закивал головой в сторону двора, откуда выехал и затараторил:
— Там двое. С автоматом. Они пытались меня остановить, но я испугался, газанул и уехал. Боялся, что будут стрелять вслед.
Лицо его скривилось, и он чуть не заплакал.
— Поймайте их. Они же меня могли убить!
— Егор! Допроси его по приметам, а мы с водилой туда на Уазике рванём! — прокричал он мне, усаживаясь в машину.
Она тут же газанула и со скрежетом начала набирать скорость, с места входя в крутой поворот. Я повернулся к мужчине и приказал ему положить руки на капот, а ноги раздвинуть в стороны. Как нас учили, обыскал его на наличие оружия, потом заглянул в салон. Пусто. Шестое чувство прямо кричало — здесь что-то не так! Но я не мог понять что.
— Может, и не врет, — подумал я, — давай рассказывай. Руки можешь опустить, но не дергайся. Только что двух ментов убили и автомат забрали, — кратко сообщил ему я, всё ещё держа его на мушке.
— Да ты что... — он побелел...
— Рассказывай, — уже приказал я.
— Это не я. Он сказал, что только ранил их. Ему нужен был автомат, — сбивчиво заблеял задержанный.
Его взгляд сфокусировался у меня за спиной и вдруг зашевелились волосы на затылке от неясной угрозы. Я понял, что смущало меня. В машине пахло кровью! Не думая о том, что весь асфальт в лужах после дождя я бросился на землю. Падая, я услышал звук очередь и увидел, как пули пробивают лобовое стекло «шохи» двигаясь в сторону скорчившегося от испуга мужика. Вот он заверещал и крутанулся на месте, когда пара пуль прошила его насквозь. Дальнейшее было как в замедленном кино. Он кричал и падал так плавно и долго пока не уткнулся головой в асфальт. Тут всё закрутилось с невообразимой скоростью. Я ударился локтем и у меня из глаз «посыпались искры» но я, преодолевая боль, повернулся на спину и навскидку выстрелил в неясную тень. Она дернулась и стала отступать. А я, перекатившись, опять стал стрелять. Темная фигура, не достигнув цели, развернулась и бросилась бежать. Я выпустил в неё всю обойму, но мимо... Судорожно начал перезаряжать пистолет для чего мне пришлось приподняться на локоть чтобы вытащить запасную обойму из оперативной кобуры. В этот момент, убегающий даже не поворачиваясь, с одной руки просто стреляет в мою сторону...
— Ох... — боль возникла в плече, и мне в лицо бросился асфальт.
На самом деле упала голова, не удерживаемая пробитой пулей, рукой. На мгновение я потерял сознание. Соленый вкус крови во рту и лужа под щекой, в которую я окунулся, привела меня в себя. Непослушно загребая, пытаюсь нащупать выпавшую обойму и вставить в пистолет. У меня плохо получается и я, обессилив, бросаю это дело. Голова опять падает вниз и я... Трудно сказать, что я делаю. Лежу в луже, раненый или ещё хуже... Голова кружится, и в ней возникают разные образы, не имеющие отношения к произошедшему. Звуки пробиваются ко мне как сквозь туман. Я слышу, как стонет тот мужик, что подвел меня под пули, как подъезжает машина, пистолетные выстрелы, очередь и опять образы...
Становится холодно. Почему холодно? Память услужливо подсовывает воспоминание: Это же новый год, и я иду встречать его к тебе в общежитие. Болит рука... И опять память: поскользнулся и упал на руку, вот и болит... А вот мы за столом. Куранты бьют двенадцать, шампанское уже разлито по бокалам и мы, весело поздравляя друг друга, пьём, а потом я целую тебя и ты мне отвечаешь. Это было так сладко...
Холодно. Холод занимает половину груди, зато рука уже не болит. Она как чужая просто занемела.
Опять память: все собираются на улицу пускать ракеты, а я, нежно обнимая тебя, тяну в соседнюю комнату. Там темно. Слабый свет с улицы позволяет разглядеть две кровати и стол у окна. Тихий щелчок. Ты закрыла дверь или это опустили предохранитель на пистолете? В каком пистолете? При чём здесь предохранитель, это же новый год!
Ты обнимаешь меня, твои губы находят мои. Мы сливаемся в поцелуе. Наши руки жадно шарят по одежде, находя пуговки и расстегивая их. Вот моя нетерпеливая рука пробралась в твои трусики. Пальцы мягко щекочут жесткие волосики. Поцелуй лишающий меня памяти... Я не помню, что было раньше. Мы лежим на постели и я, обнимая тебя, шепчу ласковые слова...
— Ты живой? — раздаётся незнакомый голос.
— Уйди, не мешай, — шепчу, обнимая любимую...
Но под руками только мокрый шершавый асфальт...
— Где я? — кажется, что я кричу...
— Он что-то шепчет, — гремит у меня в голове, — скорее носилки здесь раненный.
Грубые руки хватают меня, переворачивают, что то делают с плечом.
— Больно... — шепчу я.
— Терпи. Я тебя перевязала. Ты потерял много крови. () Сейчас отвезём тебя в больницу. Нужна операция — достать пулю...
Голос, нежный как у тебя, а руки, гладившие меня по голове ласковые.
— Где мой пистолет? — спохватываюсь я.
— Его забрал парень, который вызвал скорую. Он показал удостоверение и сказал, что вы были вместе.
— Паша? Его зовут Паша?
— Да. Павел Смирных. Оперуполномоченный ОБЭП N-кого района.
— А обойму нашли?
— Лежи и молчи. Всё нашли и забрали. Как же тебя подстрелили...
— Он навскидку стрелял, и попал... — перед глазами всё поплыло, — а стрелка взяли?
— Наповал. В голову попали...
Меня покачивало. Где я? Опять память услужливо подсунула картинку... Мы едем в поезде, вернее, поезд едет, а мы занимаемся любовью, закрывшись в купе. Поезд мчится, его покачивает, да и сами мы не лежим на месте... Ты, обнимаешь меня и жарко поцеловав, шепчешь:
— Я тебя люблю! Так сильно... И если с тобой что ни будь случиться...
Удар. Меня переложили на каталку.
— В операционную. Огнестрел. Большая потеря крови. Ставьте капельницу.
— Боец! Ты меня слышишь?
— Да... — с трудом говорю, а скорее шепчу я.
— Тебя прооперировали, всё будет хорошо!
— Спаси... — я проваливаюсь в небытие. Теперь оно другое. Белое, мягкое, теплое...
И тут же появляется твоё лицо:
— Как ты Егор? Что болит?
— (Я глупо улыбаюсь) — ведь ты здесь, значит, всё в порядке...
Память, сны, всё хорошо. Я засыпаю, прижав к себе твою руку... Любимая моя...
... Странно. Но ведь я так и не вспомнил, как мы любили друг друга тогда — в новогоднюю ночь...