19.09. — 23.09.2006 г.
Рука, простёртая над пропастью
Это психоделический город! С ним у меня особые, парадоксальные отношения. Я всегда с огромным желанием в него приезжаю, и он меня приветливо принимает, затем, с облегчением надолго покидаю его, и он с явным удовольствием меня выпроваживает. Уверен, я никогда не буду в нём жить, не смогу. Мы с ним не совместимы. И он это знает.
Он много раз менял своё название, оставаясь самим собой, с коротким и пронзительным, как шпиль Адмиралтейства народным именем. Историческая столичная спесь и исполинская духовная мощь его не имеют аналогов. Город нереальных по красоте каналов и мостов, потрясающих воображение площадей, памятников и островов. Город, плещущийся в морских и пресных водах, наполненный нокаутирующей Стасовско-Росси-Растреллиевско-Воронихинско-Монферрановской архитектурной роскошью. Его жители, сплошь не от мира сего, с только им присущим отрешенным шизо-романтизмом на лицах.
И вот мы снова с ним встретились!
Встреча, как и большинство других, неожиданная, не планированная, по скорбному поводу.
Мы катим по его улицам, а перед глазами вырастают всё новые до оскомины знакомые открыточные ландшафты. Голова Госпожи на моём плече; она тихая, уставшая, с отрешённым взглядом. Наверное, я так и не смогу до конца понять, кем для неё была ей та женщина. Может не она сама физически, но её присутствие в этом мире. Мой однократный визит и её особое, только ей известное, сцепление по жизни. Мы едем на похороны её тети. Той самой...
Госпожа явно растеряна, и я пытаюсь её как-то отвлечь.
— Знаешь, детское впечатление на всю жизнь — это жираф в здешнем зоопарке. В Москве не было жирафов и в Киеве не было. А здесь были. Отец держал меня, а кормил его какой-то веткой через ограду. Восторг свой помню до сих пор. И ещё животный ужас, когда студентами приехали на каникулы и пошли купаться на пляжик у Петропавловки, напротив Зимнего. Я привычно мощно заплыл, а вода в Неве чёрная и какая-то мёртвая, плывёшь, а к берегу не приближаешься. Я выдохся, нахлебался, запаниковал, как выбрался на берег, не помню. Ступор какой-то! И ещё апельсины, был такой дефицит по стране, а здесь наелись до отвала. С тех пор запах их ассоциируется с этим городом. Про студенческие каникулы: на задворках Гостиного двора у фарцовщиков купил свои первые фирменные джинсы Levi"s. И с тех пор хожу в продукции этой фирмы. Купил за 90 рублей при стипендии 40 и средней зарплате по стране 115. И ещё они мне навязали виниловый диск неизвестной тогда группы Pink Floyd, так я услышал «Dark side of the Moon» и с тех пор живу в другом мире. Заливные сопли с Балтики, колючая ангина на пути от площади Восстания до Дворцовой, ссадина коньюнктивита на Стрелке Васильевского, отит от Литейного, гайморит с канала Грибоедова... И Пётр... не в том месте, где я ожидал увидеть его памятник. Всякая смешная всячина: Мойка, Фонтанка, Большая Невка и Невка Малая, Охта, Застава, кони на Аничковом мосту, Стрелка, Пятачок, Пять углов... Ты меня не слушаешь?
— Говори... я слушаю.
Вот и красавцы, златокрылые грифоны на знакомом мостике, через него — дом. Дом, где побывала смерть...
Церемония была до предела сдержанной. Вошли, попрощались с покойной, поездка в крематорий, откуда Госпожа вышла с урной в руках... И те, несколько человек, что пришли проститься. Это её ближний круг. Несколько солидных мужчин, которые внезапно осиротели. Я украдкой смотрел на них, это были растерянные, подавленные личным горем люди, утратившие свою звезду. Не будучи знакомыми между собой достаточно близко, они в этот момент молча жались в какие-то неестественные нестойкие кучки, обмениваясь сострадательными взглядами, хотя каждый из них в момент стал одинок по-своему...
Мы с Госпожой вернулись в гостиницу. Она долго пробыла в ванной и потом, выпив залпом водку, что с ней случается крайне редко, сразу упала в постель, спать... Я же долго сидел, думал о своём, таращась в телевизионные каналы с выключенным звуком...
Утром мы пошли прогуляться по городу и, прошагав Невский, вышли к Петру...
Медный всадник стоял отрешённый в своей значимости. Госпожа также отрешённо разглядывала его, медленно прохаживаясь вокруг оградки, точа взглядом Гром-камень, медного на дыбах коня, топчущего медную змею и медного императора.
— Когда Фальконе спросили, каким будет памятник величайшему из российских царей, он сказал, что у него в голове застыл только один образ — рука с растопыренными пальцами, простёртая над пропастью.
— Рука, простёртая над пропастью. — Тихо повторила Госпожа.
— Рука, простёртая над пропастью как символ Дерзости! — Сказал я.
— Рука, простёртая над пропастью и как символ Отчаяния!
Мы приехали в квартиру тети. Знакомый по прежнему моему визиту лысенький профессор с холёным лицом проводил нас в залу, где висели знакомые портреты Хозяйки, её кресло-трон, винтажная мебель, только зеркала занавешены.
Госпожа долго разговаривала с профессором, тот рассказывал ей о случившемся и поскольку сведения были отрывочными я их изложу как цельное повествование от одного лица. Тётю будем именовать, чтобы избежать путаницы, Хозяйкой, хотя он называл её «моя Госпожа». Итак, рассказ профессора...
«После того как наперсница Хозяйки — Чёрная Королева, покинула её и устремилась в самостоятельное плаванье в бурном BDSM океане, жизнь Хозяйки протекала без особых потрясений. Небольшой круг постоянных клиентов, которых она называла поклонниками, определяли её интересы. Состав был очень консервативным, в основном состоятельные интеллигентные люди, холостяки. С женским полом она не связывалась, хотя навыки лесбос-доминации имела. Состав поклонников пополнялся редко, 1—2 новых члена в год, при тщательном отборе с соответствующими рекомендациями. Хозяйка, как известно, была адептом английской школы Femdomа с акцентом на флагелляцию. Его Высочество Высокий каблук и Её Величество Плётка — те две опоры, на которых она строила свой мир Доминации.
Так проходили дни, месяцы, годы. Он, профессор, со временем стал самым близким ей человеком, выполняя функции не только любимчика, но и её дворецкого, следил за домработницами, исполнял обязанности её доверенного лица и секретаря. Имея собственное жилье, он практически постоянно присутствовал в квартире своей Хозяйки. Она была очень сдержана на эмоции и редко делилась планами и своими чувствами. Пожалуй, он — единственный, кто хоть и поверхностно, но знал об её реальном внутреннем мире, её переживаниях и замыслах. Для остальных она была строгой госпожой с установленным годами ритуалом общения.
Но профессор знал её слабость: при любых невзгодах, находясь в самом отвратительном настроении, стоило завести разговор о Чёрной Королеве, Хозяйка сразу смягчалась, появлялся позитив и дурное настроение мигом угасало. Она явно гордилась своей воспитанницей, следила за её восхождением на Олимп BDSM, смаковала удачи её карьеры. Незримо она иногда подключалась к жизненным коллизиям Чёрной Королевы, оберегая её в меру своих сил, от роковых ошибок и ударов судьбы. Узнав, что её протеже заканчивает карьеру Домины, она настороженно следила за тем, какой жизненный выбор будет сделан. Моё появление возле её любимицы Хозяйку озадачило, но после нашего визита к ней она не только успокоилась, но была в приподнятом настроении, говорила, что Чёрной Королеве и её избраннику послана фантастическая удача. Часто обсуждала философию Femdomа, феномен Пьедестала и фатальную зависимость людей.
Хозяйка преобразилась! До этого, ведя замкнутый образ жизни, она, словно получив импульс к новой жизни, теперь зажглась, вырвалась из собственного устоявшегося круга. Они с профессором стали регулярно ездить на курорты и в заграничные туры, посещали выставки, вернисажи, концерты, баловали себя дорогими ресторанами и модными шоу. Казалось, она навёрстывала ...
всё то, чего сторонилась всю жизнь. Её сессии продолжались, но она при любом разговоре с профессором упоминала то Чёрную Королеву, то Пьедестал.
Шли годы и Хозяйку постепенно стала печалить мысль о её возрасте, отсутствии преемницы, утраты её личной отточенной до совершенства школы классического Femdomа. Однажды, профессор застал её за чтением письма от дальних родственников из Белоруссии. Хозяйка сказала, что они просят помочь с проживанием девушки, которая мечтает стать актрисой и будет поступать в здешнюю театральную школу. На фото была миловидная блондинка лет 18—19. Хозяйка долго раздумывала, потом сказала, что хочет сама съездить к девушке, посмотреть поговорить. От сопровождения категорически отказалась. Пробыв в отъезде несколько дней, Хозяйка вернулась и сообщила, что скоро в её доме поселится эта девушка. Так, в ареале Хозяйки появилась молоденькая блондинка, которую Хозяйка велела всем называть Патрицией».
... Мы вернулись в гостиницу. Нужно было её как-то отвлечь. И самому переключиться.
— Давай придумаем новую ролевую игру. — Сказал я.
Это не было кощунство, просто надо было съехать с похоронной темы. Это защитная реакция психики.
— У меня давно есть идея по сюжету детской сказки. — Тихо сказала Госпожа. — Угадай какой?
Я стал размышлять, но ничего в голову не лезло.
— А помнишь наш цикл «Времена года»?
— Или «Маленькие трагедии»?
Месть Снежной Королевы
Как паршивую собаку! Именно так она тащила меня по снегу абсолютно голого в ошейнике с пристёгнутой цепью. Моя одежда была грубо сорвана и валялась вокруг, разбросанная её яростью. Я от пинка полетел головой в сугроб. Дождь ударов плётки по спине, ногам, заднице!
— Тварь!, мразь!, гнус!, погань!
Она была вне себя от злобы, она била меня плёткой, заводясь от жестокости!
— Я — Снежная Королева! Приблизила к себе тебя, жалкое ничтожество. Ты, Кай, стал избранным из всех, ты, сволочь, сам залез ко мне в сани, осколки волшебного зеркала, попавшие тебе в глаз и сердце дали тебе шанс, уникальный шанс стать великим. Проложили путь ко мне. Я окружила тебя вниманием, заботой, ты жил в немыслимой роскоши! Имел всё, о чём можно только мечтать. И это ты, дрянной обыкновенный мальчишка дебильной наружности! Сучонок! И чем Кай, ты мне отплатил? Чем? Своим предательством? Соплями по этой недоношенной прыщавой Герде? Ублюдок!
Я не уворачивался от ударов, их было столько, что любое положение было уязвимым, только закрывал лицо... Наконец она устала.
— Дрянь! — В бессильной злобе плюнула она на меня. Перевела дыхание. — Принеси мне сигареты, придурок!
Я, хрустя босыми ногами по снегу, побежал выполнять приказ, прихватил зажигалку, чтобы ещё раз не бегать. Но она это раскусила!
— Безмозглая тварь! Как я буду курить, неси мне кресло!
Я принес раскладное кресло, установил его, но Снежная Королева не спешила присесть.
— Столик!
Я по снегу приволок столик. Ноги онемели от холода, запас тепла улетучивался с каждой секундой. Наконец она села в кресло и закинула ногу на ногу, разминая пальцами с длинными серебристыми ногтями сигарету.
— Оближи мне сапоги, видишь они в снегу!
— Слушаюсь!
Я бросился к выставленным белым лакированным сапожкам на шпильке. Крупные комки снега сглатывал, потом застывающим языком лизал грязный снег. Моё усердие пропало даром. Она внезапно поставила вылизанный сапожок снова на снег.
— Принеси мой мундштук!
Я разогнул сведенные судорогой холода колени и, шатаясь, посеменил за мундштуком. Принес.
— Пепельницу!
Я исполнил.
Она не спеша вставила сигарету в мундштук и замерла. Я скрюченными пальцами попытался чиркнуть зажигалку. Получилось, поднёс ей огонь. Она прикурила и выпустила красивую струю дыма мне в лицо.
— Сапоги!
Я снова на коленях занялся вылизыванием её сапожек. Она с презрением наблюдала как я, трясясь от холода, исполняю её приказ.
— Принеси мне вон ту коробку! — Сказала она, докурив.
Я сбегал за коробкой.
— Открой её!
Открыл. Там был гуашевые краски. Несколько разноцветных баночек.
— Открой их и принеси термос.
Я принес термос и кое-как отвинтил крышки.
— Налей немножко воды вот сюда, в блюдце и встань сюда.
Она взяла кисточки, окунула их в горячую воду и, макая в гуашь, стала меня разрисовывать. Красные стрелки, зелёные кружки, синие звёздочки, жёлтые загогулины. Лицо, спина, грудь, живот. От водяных мазков холод, проникший во все внутренности, стал просто невыносимым. Снежная Королева встала и, усмехаясь, обошла меня.
— Это шедевр! Скоморох! Клоун! Петух ряженный! И чего я в нём нашла? Задом повернись. Сейчас я нарисую на твоей заднице мишень. Вот так, хорошо! Марш к дереву и зад оттопырь!
Окоченевший я уперся руками в ствол и снежок шлёпнул меня в зад.
Я смиренно стоял, прогнувшись у дерева, а Королева с издёвками кидала в меня снежки. Потом ей это надоело. Через плечо я увидел, что она, пошарив по карманам, вытащила детский шарик в фольге на резинке и одела петельку на палец в перчатке. Шарик полетел и ударил меня по бедру. Снежная Королева засмеялась. Она уселась в кресло и стала сначала с азартом, потом уже более лениво метать в меня эту штучку. Не больно конечно, но до омерзения унизительно. Потом она подошла, отломила с ветки сосульку, приказала мне обсосать кончик и бесцеремонно вставила её мне в зад. Холод пронизал меня изнутри. Потешаясь, она пнула прямо по сосульке, вгоняя её вглубь. Было очень больно и мерзко. Наигравшись, она приказала:
— Я замерзла, принеси мне чаю!
Она мёрзла в длинной белой пушистой шубе до пят, а я размалёванный нагишом превращался в еле двигающуюся сосульку. Её вид, нежащийся от горячего ароматного чая, был не выносим и я уставился в землю. Но Королева хотела, чтобы я смотрел на неё...
— Ну и как? Ты был избранным, но бросил вызов Снежной Королеве... Повелительнице снегов, пурги и холода! Я поставила тебя на место. Это твой финал.
Она зачерпнула рукой пригоршню снега и швырнула мне в лицо.
— Там где-то валяется мой окурок. — Она прихлебнула чай. — Найди его!
Я ползал по снегу вокруг её кресла, наконец нашёл.
— Жри его, мразь.
Я выполнил. Конечности мои меня уже почти не слушались.
Королева разглядывала окоченевшее существо, скрючившееся у её ног.
— Бедненький мальчик, доставай своё хозяйство!
Сама мысль потрогать обледеневшими руками сморщенную фиолетовую мошонку со спрятавшимся в складках членом была шокирующей. Я раскопал среди складок кончик члена. Она бросила мне плоскую льдинку.
— Пролижи в центре дырочку, одень себе на хер и дрочи!
Язык лип ко льду, но отверстие всё же получилось я одел ледяной бублик и начал массировать головку. Но член упорно втягивался назад в мошонку.
Понаблюдав за мои ми мучениями, Королева с презрением сказала:
— Жалкая твоя доля, Кай!
Она распахнула полы белой шубы и стянула с себя тёплые пуховые штанишки, потом, ёжась от холода, трусики. Сапог властно упёрся мне плечо.
— Рот! Дам тебе последний шанс!
Горячая янтарная струя полилась мне в рот, я захлёбываясь пил её, ловя живительные импульсы тепла от неё. Что-то дернулось между ног, член встрепенулся и я зашелся в мучительной мастурбации. Короткий нитевидный кайф и плевок спермы сброшен. Снежная Королева с размаху ударила меня по щеке!
— Прощай, Кай!
Я лежал на животе на снегу, а она, черпая взъёмом сапога снег, забрасывала меня им пока не засыпала всего...
— ... Пей!
Я ... не мог разжать сведённые зубы. Госпожа запрокинула мне голову и край стакана пролез в ротовую щель. Жидкость полилась в меня.
— Это ром. Он быстро согревает!
Она перевалила меня через подножье машины, но я не чувствовал включённую печку. Укутанный в тулуп, я практически был обездвижен. Отрешенно наблюдая, как Госпожа быстро села за руль, лихо развернула машину, выскочила, побросав в багажник кресло и столик, захлопнула дверь и резко дала газу. На всех парах мы подкатили к коттеджу, она втолкнула меня в распалённую баню. Под душем с меня лилась разноцветная гуашь, превращаясь в грязный поток. Я сидел на палатях, ничего не соображая замороженными мозгами. Но постепенно, к отдельным участкам тела возвращалась чувствительность. И как они заныли!
Она вернулась, замотанная в простынь, увидела, что я прихожу в себя, засмеялась:
— «Мороз и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь друг прелестный... « Как дела?
Я кивнул.
— Понравилось?
Я кивнул.
— Надо было ужаться, перебор по времени.
Я покачал головой.
— Мне тоже было интересно, хотя я не люблю игр, когда сама не кончаю.
— Сочтёмся. — Проскрипел я сквозь зубы.
— А ведь сегодня не холодно, даже подталины есть на солнце.
Я кивнул.
— Сделать тебе минет, мученик?
Я покачал головой.
— То же вариант, а то кончишь тут снежинками!
Она засмеялась и моя мимика со скрипом разъехалась в улыбку.
Show must go on
Но реальность берёт своё. И вот продолжение рассказа профессора.
«Патриция приехала через несколько дней. Аккуратная, миловидная, бойкая девушка, она вилась вокруг Хозяйки, стараясь ей понравиться изо всех сил. И это ей удалось. До поступления ещё было время и, пользуясь обширными связями, Хозяйка пристроила её в массовку в один из молодёжных театров. Не известно была ли предварительная договорённость между ними или девушка сама напросилась, но практически сразу она стала участвовать в сеансах Госпожи и делала это с большим азартом. Она лихо освоила флагелляцию и фут-фетиш, но настоящее вдохновение реализовывалось в ролевых играх. Обладая бесспорным лицедейским талантом и яркими фантазиями, она так активно осваивала этот раздел Femdomа, что быстро завоевала авторитет и спрос у поклонников. Она обожала игры по медицинскому фетишу с клизмами, катетерами, инъекциями, типаж дрессировщицы, виртуозно исполняла роли исторических персонажей: цариц, жриц, амазонок... А вот брутальность её не манила. Несколько раз, уступая просьбам поклонников, бралась за роли палачесс и насильниц и бросала, комкая концовку игр. Впрочем, имевшихся талантов хватало с лихвой, а мастерство она демонстрировала отменное.
Девушка жила у Хозяйки, всячески ей потакала, училась сутками и на сессиях, и на просмотрах тематических фото-киноматериалов. Femdom захватил её целиком. Количество поклонников росло как на дрожжах и Хозяйка активно помогала ей вести отбор кандидатур. При этом девушку отличал покладистый нрав, поклонникам нравилось, что после сеансов с ней можно было запросто поболтать за чаем, она была начитана и остроумна. Её не только не нужно было подгонять, наоборот, она больше осаживала её, следила, чтобы та не взвалила на себя чрезмерную ношу. Хозяйка сдержанно хвалила её, но профессору она за глаза высказывала свой полный восторг ученицей. Однако общительность и доступность имела и оборотную сторону, имя Патриция к ней так и не прижилось, конечно, при Хозяйке так её называли, но, уединяясь, кликали Патей, Патечкой, а ещё привязалось легкомысленное имячко Лорди. Хозяйка сначала сильно гневалась и грозила отказать от дома, но потом смягчилась и смирилась.
— Ей дано было красивое имя. — Говорила она профессору. — Но она его не удержала!
Для ролевых игр был найден доступ к театральным реквизитам и тайком платья и костюмы из театров за чаевые на один-два дня перекочевывали в сеансовую атрибутику девушки. Кого она только не играла со своими мужчинами — от исторических античных персонажей до современных образов. Костюмы ей позволяли обрядиться в любую роль. Но поток клиентуры уже зашкаливал и возникали накладки с поклонниками самой Хозяйки. Выход был найден: профессор, обитавший у Хозяйки постоянно, предоставил Патриции свою квартиру.
Это на время разрядило обстановку, туда возились реквизиты, несколько раз на ролевые игры дрессировщицы и дикарки привозили даже тигрёнка от каких-то знакомых. Доходы девушки росли день ото дня. Но деньги её не портили, будучи неизбалованной, она расходовала средства очень экономно и доходы сдавала Хозяйке, планируя обзавестись собственной жилплощадью и машиной. Доверие и почтение к Хозяйке было полным. Театральная карьера уже не вспоминалась и если Хозяйка заводила об этом разговор, девушка садилась у её колен и так ласково её уговаривала повременить, что та соглашалась. Как известно классический вариант Femdomа Хозяйки исключал новомодные страпоны, золотые дожди, вибраторы, помпы и прочее. Для Патриции не было ограничений, она с удовольствием играла страпонесс, а туалетные игры облекала в такие интересные фантазии, что поклонники были в полном восторге, ожидая всё новых встреч с ней.
— Да. — Говорила Хозяйка. — Она не такая надменная красавица как моя Чёрная Королева. Не так умна и не так сексуальна. Но бездна обаяния и артистизма, этого у неё не отнять!
Шло время и вот уже запись на сеансы к Патриции растягивалась на долгие дни ожидания. Те, кто пропускал своё время по обстоятельствам, перемещались в хвост списка, это многих удручало и порождало ссоры. Патриция работала на износ, и Хозяйка вмешалась в это. Она жестко потребовала ограничить количество клиентов в день, но нужен был выход и его нашла сама девушка.
Она стала внедрять продажу поклонникам фетишей. Сначала своих ношеных чулок, колготок, трусиков, потом прокладок, туфелек и лифчиков. Поклонники сразу подхватили почин и стали создавать коллекции её вещей, стараясь перещеголять друг друга. Многие покупали в дорогих бутиках желанные чулки или туфли, приносили утром девушке, она их одевала в их присутствии, а вечером разрешала поклоннику их с себя снять. Такой комплексный подход не только разрешил проблему, но и кратно увеличил доходы. Любители туалетных игр оставляли склянки и затем забирали их наполненными. Понятно, что они в отсутствии доступа на сеансы мастурбировали, опуская языки в склянки с её выделениями, или с полным ртом её испражнений. Спрос был колоссальный.
Но однажды об этом узнала Хозяйка и устроила девушке такую выволочку, которую профессор долго не забудет. Он слышал, как Хозяйка ругала Патрицию, называя безмозглой дурой, что та не понимает, что делает и чем рискует, ярость Хозяйки, обычно сдержанной, была такой бурной, что профессор был ошарашен. Наконец Хозяйка строго оговорила условия продажи био-фетишей и жестко потребовала их соблюдения, фетиши раздавались на следующий день после поступления тары. Патриция обещала всё исполнять.
Но случилось то, что не могло не случиться. Родилась настоящая любовь. Два молодых поклонника сделали Патриции предложение. Парни были достойные, красивые и Патриция долго не могла сделать выбор. Один преуспевающий бизнесмен с хорошими манерами и сдержанным характером в ней души не чаял, второй — эмоциональный помощник режиссёра в одном из театров покорял её бомондом и артистизмом. Патриция уходила от решения, бесконечно советовалась с Хозяйкой. Наконец, её сердце распахнулось первому из претендентов. Она об этом честно заявила второму и он, сокрушенный, вынужден был принять её решение. Сеансы она отменила, но какое-то время, чтобы адаптировать поклонников ещё продавала фетиши. Избранник и Патриция проводили теперь почти всё время вместе, радуясь своей взаимности. Они уже договорились поехать знакомиться с родителями невесты, когда случилась трагедия.
Профессор ... утром, зайдя в свою квартиру, отданную временно девушке, увидел её мертвой на кровати. Милиция следов насилия не установила, а вскрытие дало неожиданный результат: девушка скончалась, будучи здоровой! Горю Хозяйки не было предела, она подняла на ноги весь цвет медицины, но глупый диагноз: «Синдром внезапной смерти» был единственным вариантом. Они с профессором съездили к известному кардиологу, который после долгих наукообразных рассуждений признался:
— «Синдром внезапной смерти» — это диагноз отчаяния! То есть у девушки остановилось сердце. Возникла непонятная электрическая нестабильность миокарда. Импульс побежал по сердцу, чтобы вызвать его сокращение, но почему-то не добежал и сокращение не состоялось. А нового импульса не было, сердце замерло и организм умер.
Хозяйка вернулась домой совершенно подавленная, известила родню девушки, те нагрянули с воплями и упрёкам, что Хозяйка не уберегла их дитя, она, молча всё снесла, тело девушки увезли на Родину. Хозяйка решила открыто не отдавать им солидные деньги, заработанные Патрицией, а распорядилась, чтобы профессор позже перевёл деньги матери девушки от неизвестного лица. Тело сопровождал убитый горем избранник. Его проигравший конкурент даже не появился.
Далее Хозяйка сделала неожиданные и не понятные действия. Она велела профессору оставить её одну на несколько дней. Профессор ходил под окнами любимой квартиры, где обитал его кумир, видел зажжённый свет, мелькавшую тень Хозяйки, но что она делала не известно. Наконец, он осмелился войти в квартиру. В комнатах было всё разбросано, хотя Хозяйка была очень требовательна к порядку и стоял чад, как будто что-то сгорело на плите. Ещё была записка, где Хозяйка писала, что уехала ненадолго и просила прибрать в доме. В тот же день пришло известие о трагической гибели помощника режиссёра, того, кому Патриция отказала в симпатии.
Вернулась Хозяйка через несколько дней, тихая и очень спокойная. Сказала, что ездила к одному монаху, тот когда-то был одним из первых её клиентов, потом открестился от BDSM, принял монашество и ушёл в дальний монастырь.
— Теперь я никому ничего не должна. — Сказала она. — Только Богу!
Хозяйка попросила заказать роскошный ужин, причем самые дорогие и изысканные блюда и вина, настояла, чтобы он потратил и её деньги тоже. Профессор отказывался, но Хозяйка была непреклонной. Только самое лучшее. Пока он делал заказы в лучших ресторанах и сервировал стол, она обзвонила всех своих постоянных поклонников. С каждым подолгу поговорила по душам, вспоминала их встречи. Надо сказать, что прежде она никогда никому не звонила, а тут как будто прощалась с каждым.
Затем, они долго сидели с профессором за роскошным столом, она была непривычно ласковой, нежной, даже весёлой, что профессор просто терялся, он услышал от неё столько откровений, на которые прежде не было даже намёка. Потом она стала очень серьёзной и молвила:
— Запомни, мон шер, однажды сюда придёт Чёрная Королева — моя любимица! Патриция была прекрасной девушкой и очень талантливой, но не понимала она меня. Увы! Расскажи ей всё, слышишь, всё-всё! Она умница и всё поймёт. Сделаешь, как она скажет, любую прихоть выполнишь, любую просьбу.
Профессор пообещал.
— Мы ведь с ней одной крови. Она и я!
И ещё. Разговор зашёл о гибели одного из поклонников Патриции. Того неудачника. Сообщалось, что в сауне он поскользнулся и упал, ударившись головой, пролежал несколько часов при огромной жаре, смерть наступила от перегрева.
— Так вот, значит, как у них это делается! — Неожиданно жестко сказала Хозяйка. — Геена Огненная. За что же он там запнулся, за копыто или за хвост?
Профессор обомлел от непонимания, но разговор был переведён на другую тему. Роскошный ужин подходил к концу, Хозяйка заметно устала и нуждалась в отдыхе. Профессор унёс посуду, а когда вернулся она была без сознания. Скорая помощь приехала, какие-то уколы, потом вызвали кардиобригаду, на электрокардиограмме выявлен обширный инфаркт миокарда, омертвела вся передняя стенка левого желудочка, сокращаться было практически нечему. Пока шла эта возня, сердце Хозяйки остановилось. Навсегда».
Мы с тобой одной крови. Ты и я.
Госпожа встала и подошла к окну. Я воспользовался паузой и спросил:
— А почему кремация?
— Хозяйка с детства была поклонницей Эдгара По, обожала его лирику и мистику, панически боялась быть похороненной заживо. Рассказы «Падение дома Ашеров», «Бочонок Амонтильядо», «Заживо погребённый» порождали у неё этот страх. На кремации настояла категорически.
— Теперь понятно. Тем более, когда стало известно, что при вскрытии гроба Н. В. Гоголя со внутренней стороны крышки были обнаружены следы от ногтей, не двусмысленно указывающие, что автор «Мертвых душ» был жив после похорон, это не кажется причудой.
— Я являюсь душеприказчиком Хозяйки. — Сказал профессор, обращаясь к Госпоже. — Завещание будет оглашено позднее, но не секрет, что Вы являетесь единственной наследницей имущества покойной. Я обязан передать Вам это.
Он отдал Госпоже сейфовый ключ.
— Где дверца?
Профессор подошёл к бару, выбрал оттуда бутылки и отодвинул заднюю стенку. Мы хотели удалиться, но Госпожа велела нам присутствовать. В сейфе было два отделение. В верхнем лежала шкатулка с драгоценностями, меня поразило старинной колье из изумрудов и перстень с огромным сапфиром.
— Такие изумруды и сапфиры — камни первой ювелирной ценности, стоят дороже бриллиантов. — Сказал профессор Госпоже.
— Я знаю. Это исторические реликвии польского королевского двора. Мне их когда-то бабушка показывала.
Еще на полке лежали пачки валюты, туфли, которые мы с Госпожой подарили Хозяйке и её плеть с татуированной кожей на ручке.
— Она очень берегла эти туфли. — Сказал профессор. — Ходила в них только в помещении. Ну, а плётка — её любимая, практически все поклонники её познали.
На нижней полке лежал массивный кожаный футляр, на нём конверт, придавленный пистолетом.
— Пистолет газовый, только для самообороны. Она не любила оружие.
Госпожа вынула из конверта фотографию. Это была Хозяйка в роскошном ракурсе и трогательной надписью Госпоже на память, она называла её по имени, в верхнем углу степлером была пришита еловая веточка. Госпожа поцеловала фотку и положила себе в сумочку.
— Мерси, тетя! — Она улыбнулась и посмотрела на портрет на стене. — Но подсказок мне не нужно. Мы с тобой одной крови. Ты и я.
Она поставила туфли на сиденье кресла-трона Хозяйки, рядом положила её плётку.
— Её Величество и Его Высочество на троне! — Сказала она шутливо.
— Госпожа, Вы в праве пользоваться всем этим. — Смиренно сказал профессор.
— Не называйте меня госпожой, никогда! — Резко сказала Госпожа. — Ваша Госпожа — Хозяйка этого дома!
Потом более спокойно:
— Угостите нас чаем. Пожалуйста!
— Простите! У меня к Вам большая личная просьба, Вы хозяйка этой квартиры, а в ней моя жизнь. У меня собственная квартира, равноценная, даже площадь побольше, если надумаете эту продавать, пожалуйста, продайте мне, я свою отдам. Очень Вас прошу.
— Ничего продавать пока не будем. Живите как жили. Два поручения, первое, заботиться об обоих домах, цветы там поливать, коммуналку платить и прочее, и второе, найдите порядочного священника, не пьяницу, педофила или хапугу, а нормального, истинно верующего, пусть он тут всё освятит, сколько нужно столько раз и сделает, каждый угол, каждый метр. Много тут чего тёмного творилось.
— Спасибо, всё сделаю, как велите!
Профессор побежал на кухню готовить чай, а Госпожа подошла ... вплотную и шепнула мне:
— Какой у нас здесь самый надёжный банк?
— Сбербанк, я думаю. Ну и конечно филиал швейцарского банка.
— Филиал, там, поди, заправляют наши толстомордые олигархи?
— По-моему, филиал собственность все-таки Швейцарии.
— Это надо знать наверняка. А пока позвони в Сбербанк и узнай, как и почём аренда банковской ячейки.
Я стал звонить. Госпожа сложила туфли и плётку назад в сейф, взяла массивный футляр и закрыла дверцу.
— Ну, вот наши пути и пересеклись! — Сказала она, разглядывая кожаную поверхность тома.
Я увидел на серовато-зеленой поверхности синюю татуировку:
В желтом, зимнем, огромном закате
Утонула (так пышно!) кровать.
Еще тесно дышать от объятий,
Но ты свищешь опять и опять.
Он не весел — твой свист замогильный.
Чу! опять — бормотание шпор.
Словно змей, тяжкий, сытый и пыльный,
Шлейф твой с кресел ползет на ковер.
Ты смела! Так еще будь бесстрашней!
Я — не муж, не жених твой, не друг!
Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце — острый французский каблук!
— Что это?
— Рабская кожа.
— Да нет. Что в футляре?
— Потом скажу, пьём чай и поехали в банк. Закажи такси.
— Я давно хочу у тебя узнать про эти предметы из кожи рабов. Один есть у тебя, у Гингемы видел, у тёти вот и ещё...
— Есть подлинники, но большинство подделки, татушки с трупов, не имеющих отношения к BDSM, татуируют безродных после смерти и сбывают.
— А у тебя, то женское портмоне?
— Настоящее, из фурнитурного раба и у Гингемы, ну и тетя, не признавала подделок...
— А для чего они вам и другим...
— Отношение к ним разное. У меня по жизни тоже менялось восприятие подобных штучек. Вначале, как для Гингемы, — символ дьявольского куража, шокурующего атрибута беспредела власти над мужчинами, потом, как циничное пренебрежение к человеческой жизни, как скажем, для Спикера с абсолютом секса, но я умнела с годами и сейчас — это напоминание об ответственности за тех, кого мы приручили, кто в сессиях отдает нам во власть тело, здоровье и часто саму жизнь.
Когда Госпожа вышла из банка, у неё было спокойное, но серьёзное лицо.
— Давай поедем в Летний сад. Погуляем там и поболтаем, он меня всегда успокаивает и радует, красивое место и теме соответствует. Только сначала в Никольский собор, его любят горожане, там молятся жены моряков, находящихся в плавании. Свечки надо поставить...
* * *
— А ещё, из нашего цикла «Времена года» или «Маленькие трагедии»?
— Охотно!
— Итак: «Весь покрытый зеленью,
Абсолютно весь...»
Остров Невезения
Необитаемый остров! Кто из нас хоть однажды не мечтал попасть в такое место, в такой ракурс с любимой женщиной. Но наши фантазии беспредельны, а открывающиеся возможности иногда переворачивают невинные идеи в шокирующий фарс. И это тоже здорово!
Я очнулся и сразу ощутил себя в очень неудобной позе. Перед глазами расстилалась водная гладь, берег, заросли деревьев, а передо мной костёр с сидящей у огня женщиной. Я привязан за ноги, за руки в обхват ствола и за шею к дереву. Я абсолютно гол. Заметив, что я пришёл в себя, женщина встала и приблизилась. Как она красива! Стройное до идеала смуглое тело туземки, набедренная повязка из крупных листьев, белые бусы над манящим дерзким бюстом, копна разноцветных, заплетенных в мелкие негритянские косички волос, а лицо! Выразительные глаза с яркими багровыми тенями, коралловые чувственные губы и тонкий носик — лик королевы, только дикой.
— Ты кто такой? И как попал на мой остров? — Раздался певучий бархатный голос туземки.
— Я моряк, мой корабль затонул, я чудом спасся... Меня зовут...
— Ты лжёшь! И мне не важно как тебя зовут!
— Я говорю правду!
— Нет! Однажды на этот остров, где жило моё племя, уже приплывали бледнолиции. Мы жили своим племенем, а они разграбили всё! Убили мужчин, забрали всех женщин и детей в рабство. Один погнался за мной, я прыгнула в воду, он тоже. А вынырнула только я, он остался на дне с прокушенным горлом. И вот теперь я живу здесь одна.
— Я сожалею, но я не винен!
— Наше племя называлось Крылья Ночи!
— Красивое название.
— Потому, что на ночь мы пили отвар особой травы и у нас возникали видения. Мы превращались в ночных бабочек и райских птиц и летали над своим островом. Теперь некому летать, а я в одиночку не могу.
— Прекрасная туземка! Позволь мне летать вместе с тобой.
— Хитро придумал, бледнолиций! Я тебя отвяжу, а ты исполнишь свой умысел. Убить меня, есть моё мясо, пить мой отвар и летать ночью мерзкой летучей мышью!
— Я не...
— Я завяжу тебе рот, чтобы не слушать лживого яда твоих речей.
Тряпка, завязанная через рот, лишила меня речи.
— Ты немножко поживешь, жалкая тварь! Я буду называть тебя Бледнолиций Скунс или просто Скунс. Мне нужно чем-то питаться и ты моя добыча. Чтобы ты не пел мне, ты из племени, что погубило мой род и мне всё равно, кого именно и сколько туземцев ты убил и съел за свою презренную жизнь. Но ты мужчина и я всё возьму от тебя, что мне нужно. У меня давно не было мужчины и я хочу твой плоти.
Туземка присела передо мной взяла в руки мой член, долго рассматривала его, натягивая и стягивая крайнюю плоть на головке, ощупывая яички, я возбудился и её это обрадовало. Сунула соломинку мне в канал и подвигала ею. Потом она залезла пальчиком в мой анус, подвигала им и осталась довольна.
— Ты пригоден. Старайся, что бы твой член стоял дольше и был крепким, тогда я не буду тебя мучить и смерть твоя будет лёгкой. Но сейчас мне нужно поесть, чтобы иметь силы для случки.
Крыло Ночи вернулась к костру и подбросила в него несколько поленьев. Потом тряпкой обмыла мои бедра и ягодицы.
— Возьму немного твоего мяса. Не дергайся, тогда будет терпимо, поем и возьмусь за твой член. Тебе будет тоже приятно.
Я задёргался от ужаса предстоящего освежевания. Крыло Ночи нахмурилась.
— Я ведь могу просто тебе руку мачете отрубить и наесться! А ты будешь без руки! Не будь дураком!
Я присмирел. Она острым как бритва тесаком срезала с моих бедер мясные ломти, обвязала листьями места срезов и, нанизав куски на прутья, пошла жарить на огне. Через некоторое время воздух наполнился запахом вкусного мяса и, не смотря на чудовищность его происхождения, добрый стакан желудочного сока образовался в моём желудке. Туземка ела и делала это с изяществом. Снимала зубками жаренный кусочек не спеша жевала, проглатывала, причмокивая от наслаждения языком. Потом отрезала большой ломоть арбуза и с наслаждением обглодала его до корки. Крыло Ночи взяла маленькую сигарку, прикурила веточкой от костра и подошла ко мне. Наверное, ей захотелось поболтать после трапезы и она развязала мне рот.
— Спасибо, Крыло Ночи. — Сказал я, облизнув губы.
— Ты постарайся подольше не умирать. Сюда редко, кого приносит вода.
— Так я тут не первая жертва?
— Были ещё. — Усмехнулась туземка. — Но всё идёт в прок и мясо, и кости, и череп, и кожа. Человек — очень ценная добыча.
— Они умерли?
— Конечно! Но дали мне много радости. Так, ты я вижу, хочешь пить. Будет так: воды почти нет, есть немного фруктов, тебе их давать нельзя — самой не хватает. Пить будешь воду из меня, есть моё дерьмо, они питательно, в нём твоё переваренное ... мясо.
— Но...
— Это я потому, что хочу, чтобы ты подольше был живым и свежим. А иначе, убью и навялю мясо на костре.
— А как же тогда случка?
— Найду как кончить! Много палочек, косточек! Ну, хватит болтать! Будешь пить из меня?
— Буду.
Туземка взяла веревку и с нескольких попыток забросила её на сук надо мной. Потом упёрлась ножкой в мой живот. У неё были восхитительные стройные длинные ноги с точёными икрами и пальчиками на ногтях, покрашенных с яркой молочно-белой краской, красиво контрастировавшей со смуглой кожей.
— Ты красишь ногти на ногах?
— Да и на руках тоже. Это в честь нашего бога. Он хранит нас от бед.
— Красивый ритуал!
— Но он требует и жертв. И когда я буду тебя убивать, я воскликну его имя.
Грациозный стан Крыла Ночи изящно прогнулся и она, перебирая по мне ножками, и, подтягиваясь по веревке, забралась мне на плечи. Удобно установив ножки на плечах, она откинулась назад, приспустилась на веревке и присела у моего лица. Держась одной рукой за верёвку, она, провиснув и разведя колени, разгребла листья на поясе и прямо под носом я увидел очаровательную влажную киску, свободной рукой она раздвинула губки и стала тужиться.
Горячая запашистая влага полилась мне в раскрытый рот, дав мне сделать несколько глотков, туземка выпрямила ноги и остаток слила мне на голову сверху вниз.
— Это будет испаряться и тебе будет не так жарко. — Сказала она и ловко соскочила с меня.
— Захочешь писать — скажи, подставлю тебе банку и оболью тебя. Влагу здесь надо беречь. Срать будешь себе под ноги, твоё дерьмо не питательно.
— А что сейчас?
— Сейчас — случка! У тебя нормально стоит, но через некоторое время будет опадать после случки, надо будет мазать твои волосы над членом маслом и его поджигать, от боли член снова будет стоять, а когда огонь не будет помогать, буду совать твой член в банку с крабами они цапают его клешнями, другая боль и снова ты готов к случке.
Пока я думал об огне и крабах, Крыло Ночи, помастурбировала меня и затем, пристроившись ко мне задом, натянулась на вздыбившийся член. Она отдавалась, смакуя каждое движение, наслаждаясь собственными ощущениями. Сначала медленно вводя в себя мой орган, потом быстрее и, наконец, забилась, молотя ягодицами по моему потному лобку. Я со стоном восторга кончил, она ещё немного поприседала и тоже судорожно с воплем приняла оргазм. Она села на корточки под моим деревом, переводя дух, но уже скоро снова теребила мой член, вторая порция оргазма была получена, стоя лицом к лицу. Потом отдых был уже подольше. Затем она ещё раз получила оргазм задом ко мне, но я не кончил, не успел.
— Это хорошо ещё на раз его хватит, а потом схожу за маслом. А знаешь, как я ещё умею делать случку? — Спросила она доверительным тоном.
— Нет. Скажи? — Смотри, в две дырки!
Она принесла длинный шланг, без церемоний засунула один конец мне глубоко в анус, второй в анус себе, потом вставила мой член себе в киску и плавно двигаясь, мы, насаживаясь на шланг, а она ещё и на член, спарились. Ощущения были очень необычные, шланг был грубоват, не то, что страпон, с которым я был знаком на Femdomных утехах, но оргазм был мощный и мои яйца слили весь запас белка. Крыло Ночи тоже была довольна и даже развязала мне перевязь у горла и щиколоток. Полежав в блаженстве на песке, она ушла в гущу кустов.
Я забылся в коротком сне. Проснулся я от шороха — приближалась туземка.
— Хорошие новости. Залезла на гору и увидела далеко в воде пирогу, это туземец-странник. Он иногда заплывает к одиноким туземкам, случается, оставляет им детей. Его надо хорошо встретить, нужен большой обед, поэтому я тебя сейчас быстро убью и начну готовить ему приём.
— Но ты же останешься без еды и потом наш секс!
— Он тебя всё равно убьёт, а если я не встречу его большим обедом то и меня заодно!
— А давай мы его убьём и съедим? Вдвоём мы его быстро одолеем, он даже не успеет опомниться.
Крыло Ночи задумалась, потом покачала головой.
— Нет! Он хорошо случается...
— Но он уплывёт, а я всегда буду с тобой!
— Ты умрешь скоро!
— Но я дольше буду с тобой, чем он!
— Нет, ты чужой и непонятный.
— Я умею то, чего он не знает. Я классно лижу женские киски!
— Как это?
— Отвяжи меня, положи на песок и сядь мне на рот.
— Ладно, но я тебе не доверяю! Поэтому...
Она снова привязала меня за шею и ноги, потом развязала руки, затем снова их связала, но уже за спиной и убрала верхнюю и нижнюю перевязь.
Я освободился от дерева. Боясь, что она передумает, я быстро улёгся спиной на песок. Туземка расставила ноги и задом ко мне села на рот, тут же лезвие мачете перекрестило моё горло.
— Если ты, Скунс, решишь укусить меня, чтобы вырваться, я перережу тебе горло в миг.
— Я не буду. У тебя вкусная киска!
— Вкусная?!!?
— В смысле — её приятно лизать!
— А! Начинай!
Я с наслаждением провел языком по её половым губкам и нежно стал ласкать её клитор, обсасывая губами её мякоть. Прошло несколько минут и она стала постанывать и двигаться, в рот мне потекла густая слизь. Я работал на совесть и вот её первый в жизни оральный оргазм. Я лизал, а она кончала, это было великолепно. Я понял, что лизет ей очень понравился и сердце моё наполнилось надеждой на благополучный исход. Наконец она устала и слезла с меня.
— Молодец, Скунс, мне очень понравилось!
— А главное это можно делать бесконечно. Без огня и крабов. Захотела и я тебя вылижу! И попочку твою вылижу, это очень приятно.
— Что же делать?
— Оставь мне жизнь и убьём странника!
— Я не могу...
— Он не будет тебя лизать!
— Верно, но он сделает мне ребёнка.
— Да я ведь тоже сделаю!
— Мне не нужен твой ребёнок. Ладно, как бог решит, так и будет!
Крыло Ночи привязала меня лицом к дереву.
— Я нарисую на одной ягодиц тебя, на другой его. И в кого попаду, тот умрёт.
— Я буду взывать к твоему богу.
Она отошла и в мою правую ягодицу воткнулся бамбуковый дротик.
— Бог мой сделал выбор. Ты умрешь!
— А может...
— Бог прав. Странник умеет летать ночью, а ты нет!
— Но...
Но мой рот уже перевязала тряпка-кляп. Крыло Ночи отвязала меня от дерева, и я со связанными за спиной руками опустился на колени. Она пнула меня в спину и велела ползти к берегу. Я на корячках пополз к воде.
— Я тебя утоплю. А то колоть-резать крови много потеряется. А так быстро и надёжно.
Мои колени коснулись воды. Туземка пихнула меня в неё, я упал лицом вниз. Холодная влага уготована быть моей последней осознанной средой. Крыло Ночи, стоя надо мной, медлила прижать меня ко дну.
— Мне было хорошо с тобой, Скунс. Ты умел здорово лизать киску и член стоял хорошо. — Сказала она и развязала мне рот. — У тебя есть последнее желание?
— Есть, Крыло Ночи!
— Какое? Только руки я тебе не развяжу и убью раз такова твоя доля.
— Целовать твои красивые ноги. Я буду целовать их под водой пока не отключусь. Не укушу, обещаю!
— Смотри же! А то мачете вот, в руке!
Она встала передо мной. И в бликах воды, на дне мои глаза встретились с двумя очаровательными ступнями, десятью восхитительными пальчиками с ноготками белой ... лакировки, сиявшими на фоне смуглой кожи. Медлить было нельзя, так можно было упустить последнюю радость, я погрузил лицо в воду и мои губы прижались к прохладе ног. Я целовал их с открытыми глазами, пытаясь облизать каждый пальчик, чувствуя как от нехватки воздуха у меня кровь колотится в висках. Потом одна ножка приподнялась и исчезла, через мгновение, я ощутил её на своём затылке. Она властно вдавила моё лицо в стопу, что была под водой и в которую впились мои благодарные губы...
— Всё! — Сказала Госпожа. — Игра окончена. Иди сушись, жарь шашлык и будем отдыхать.
Она сдернула с головы парик с ворохом косичек, швырнула его на берег, сорвала набедренную повязку с листьями и нагая, решительно вошла в прохладную воду и поплыла от берега.
Напоследок, для адептов Фомы Неверящего. Место действия — дельта Волги, отсюда обилие астраханских арбузов. Здесь куча классных островков, многие из которых облюбовали нудисты и секс-меньшинства. Приплыли на нанятом за гроши катере с тентом от дождя. Крыло Ночи и Бледнолиций Скунс — Госпожа и я. Да, вот ещё: маринованная свинина была помещена в продольную полиэтиленовую кишку и прилеплена мне на бёдра скотчем. Поэтому, когда написано, что с меня срезали мясо на шашлык, это — правда, ведь я не писал, что это было моё мясо. А наличие или отсутствие странника-туземца ничему не противоречит. Крабов не было, врать не буду, но было ведёрко отборных живых раков, которых мы с наслаждением употребили. И последнее, Госпоже потребовалось не мало усилий, чтобы смыть с себя густой искусственный загар.
Нельзя быть немного беременной
Мы гуляем по аллеям Летнего сада, любуемся скульптурами, а я всё жду её откровений. Госпожа не торопится.
— Ты веришь в магию?
— Когда я впервые увидел твои глаза — поверил. Ну, и Пьедестал убедил.
— Тогда проще.
— К тебе это точно относится: «За одни глаза тебя б сожгли на площади, потому, что это — колдовство».
— Фиг тебе, инквизитор. Времена не те! — Госпожа смеётся и плотнее прижимается к моему плечу — ей приятно.
— Бабуля моя знала многое, тётя — поменьше, а я — только отголоски былого.
— Не томи, только ты и можешь, что-то понять в этой мути.
— Это ты в точку попал. Смотри: вот что не укладывается в мозгах непосвященных в магические ритуалы. Вроде всё тривиально — девушка взялась за Femdom и всё у неё шло как по маслу. Свой подчерк, свои успехи, свои проблемы. Но! Первое — это я по рассказу выстраиваю архитектонику гипотезы — неожиданная ярость Хозяйки по поводу био-фетиша, второе — нелепая, беспричинная гибель Патриции, третье — несчастный случай с отвергнутым поклонником, четвертое — странное поведение тёти — закрылась дома, гарь какая-то, поездка к монаху, пятое — явное предчувствие своей смерти. Так?
— Точно!
— Футляр тебя интересует, тот, что в банке?
— Очень.
— Это книга. Родовая колдовская книга. Из двух частей. Одна обложка белая — белая магия, переворачиваешь — черная обложка — чёрная магия. Скреплена замком, случайно открыть нельзя. Только намеренно.
— Так, что ж ты мне её не показала! Настоящий колдовской талмуд!
— А ты отдаешь себе отчет в этом? Это ведь реальная книга, не из кино, где красивые страшные картинки и готические вензеля. Это руководство.
— Но ты-то её видела!
— Нет! Никогда.
— И не посмотрела!
— Нет!
— ???
— Надобности не было и желания тоже.
— ???
— Пойми. Я знаю только от бабушки, как она выглядит, что написана от руки различным подчерком, разными женщинами нашего рода, есть рисунки и схемы тоже рукописные.
— И как же ты устояла?
— Легко! Эта книга — портал, путь к тёмным силам. Зачем они мне. Это мир без Христа, мир его врагов. Даже когда девушки гадают воском или жженой бумагой под Рождество или Крещенье они снимают с шеи нательный крест, почему? Они на несколько минут уходят от Спасителя. Такое маленькое предательство. Попытка решить вопросик у него за спиной. А ты говоришь — книга. Квинтэссенция магии! Белая магия — кукиш Христу, Чёрная — прямая измена, вражда с Богом. Нельзя залезть в книжку заклинаний побормотать, рисуночки слямзить и обратно в храм, дескать, я невинен. Предателей никто не любит ни Бог, ни лукавый! Нельзя быть немножко беременной!
— Но такой соблазн.
— Искушение и есть проверка веры. Теперь о произошедших событиях. Тётя знала, опасность био-фетишей, что если в свежей моче человека сломать иглу — это чёрная магия, то можно погубить человека. Не всё, наверное, знает наш профессор. Думаю, у тёти были все основания считать, что отвергнутый ухажер со зла обратился к колдунье, причём не шарлатанке, а настоящей и та ему реализовала месть. Конечно, нужно какое-то заклинание говорить, что-то соблюсти, но горячую мочу он добыл, а остальное — дело чёрной техники.
— Что-то типа колдовства вуду? Там ведь куклу жертвы или фотку иглой. Колют или жгут. Значит, золотой дождь подвёл ученицу, вспомнил песенку про стервятника из «Золота Маккены»: «Вновь, вновь золото манит нас. Вновь, вновь золото, как всегда, обманет нас!»
— Наверное. Только тут иное золото. Очень опасно отдавать недругам свежую мочу. Она ещё часть человеческого естества, её выделившего. Вот такие последствия торговли фетишами навынос!
— Потому, наверное, это бессознательно, на уровне инстинктов и манит фанатов. Недаром животные так метят свою территорию.
— Дальше, тетя, узнав, что смерть нелепая и материальных причин её нет. Открывает книгу и чёрной магией мстит убийце. Как это сделала — только она знает. Но призывает, естественно, братву Сатаны. Помнишь, про хвост и копыто? Рога, хвост и копыта у кого? Он-то и «помог» убийце сыграть в ящик! Но за такую услугу нужно платить и немалую цену, она ездит на исповедь к монаху, которому верит и кается там. Кается не за измену, а за возмездие. Ну, а дальше расплата.
— Жуть! Хотя...
— Ты, конечно, скажешь, что можно было отомстить, не жертвуя собой. Науськать её жениха — пусть возьмёт смертный грех на душу или нанять киллера. Только учти, тетя не из криминальной среды и личных киллеров не содержит, да и шантажируют они после исполнения своих заказчиков. Всё ж она пропустила удар ниже пояса, недооценила угрозу. Нет! Тётя — дама гордая, брошен вызов роду, она его приняла и как посчитала нужным, так и сделала!
— Да, это — верно.
— Еловая веточка — подсказка, про иголку, ещё — еловая ветка — часть похоронных венков. Это известно. Вот так. Если я не права, то в чём?
— Всё логично, если верить в существование магии.
— Не хочешь — не верь. Найди другое объяснение. Но книга пусть-ка побудет в недосягаемом месте.
— Чёрное и белое. Белое и чёрное. Давно тебе хочу сказать, ты — не Чёрная Королева!
— Да, я отошла от дел...
— И никогда не была. Цвет не твой! Я по жизни всех Домин делил на Белых и Чёрных. Белые — это королевы, им поклоняешься, обожаешь, веришь в них. Чёрные — это ведьмы, садистки, к ним тянет, но тут животный манит страх, их агрессия, а не любовь.
— Хмм. Что-то в твоих словах есть. Может мне перекраситься в блондинку? — Смеется Госпожа.
... Мы дома. Госпожа на диване играет с котом, который жутко соскучился.
— Хорошая концовка — утром съездили в Петергоф, а вечером дома. Летняя резиденция монархов меня всегда настраивает на оптимистическую ноту. Самсон со львом — это душераздирающее великолепие!
— Точнее, пастераздирающее! Садо-зоо-некрофилия в золоте и струях. Быть в Городе Дождей и не съездить туда — себя обокрасть!
— Кстати, как насчет ролевой игры по сюжету детской сказки?
— Ничего кроме «Колобка» не придумал. «Я от дедушки ушёл, я от бабушки ушёл...»
— Тянешь меня на роль бабки?
— На роль лисы. Лисы-убийцы!
— «Сядь ко мне на носок, да пропой ещё разок»? И ты задом своим мне на нос будешь громоздиться? Нет! Будет «Сказка о рыбаке и рыбке». Я буду старухой (терпеть не могу эти роли и тебе за это достанется!) и золотой рыбкой, кот (она потрепала рыжую бестию) будет корытом, роль без слов, он справится. А ты будешь стариком и морем. Смотри, как у Хемингуэя получилось!
— Морем?
— Да, морем. Морем секса, а то куда я буду в качестве рыбки нырять в ярости от притязаний надоевшего старика?»... И ушла в глубокое море!». Глянь, кот согласен.
Ибо сказано: Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах.