Милья сидела у горного ручья, и тёрла платье о ребристую, замыленную доску. Уже в который раз она оттирала белые пятна от своей одежды. Это действо занимало много времени, и девушка могла подумать над своим нынешним положением. Было время осознать свою роль, и снова намокнуть. Роль общей сучки до сих пор возбуждала её.Она чувствовала на кончиках слегка занемевших пальцев нечто скользкое, и она понимала, чем была эта вымываемая из ткани слизь: смесью собачьей спермы и её собственного сока. Она улыбнулась своим мыслям, и слёзы, гремучая смесь счастья и горя, выступили на глаза.Когда-то давно и животное повалилось. Псы стали есть. Разрывать зубами на части ещё трепещущее и воющее тело. Милью вывернуло наизнанку. Она хотела окрикнуть собак, но вспомнила о метке, которую оставил Маст на её шее, и которая всё ещё побаливала. Глава стаи умер, и теперь она стала в глазах псов самой обычной особью. Она посмела упрекнуть Маста перед всей стаей, посмела повысить на него голос, и была наказана за это. Он должен был публично унизить её, чтобы сохранить свой авторитет, и он это сделал. Раньше она была самкой вожака, но теперь она обычный член стаи. А вожак теперь — Маст, и только Маст будет решать как дальше стае жить. Кто будет жить, а кому придётся уйти или умереть. Милья развернулась, сделала пару робких шагов, и её ноги подкосились, а сознание помутнело. Очнулась она от того, что одна из гончих лизала её лицо окровавленной пастью. Она подняла голову, и увидела, как Маст приближается к ней. Она попыталась встать, но рычание Маста остановило её. Он бесцеремонно схватил её за юбку в районе бедра, и буквально перевернул, поставив на четвереньки. После этого взвалился на её спину всей своей тушей. Милья была в шоке, и не смогла вовремя понять, что происходит. Когда пёс с размаху продырявил её колготки, и сразу вошёл в неё на всю длину огромного члена, Милья не смогла сдержать визг. Спустя десяток секунд она уже извивалась и стонала, а полуволк орудовал в её киске с безумной, недостижимой для человека скоростью. Как она была рада тому, что намокла ещё когда пёс в первый раз вскочил на неё. Спустя ещё пол-минуты девушка забилась в судорожном, глубоком и невообразимо сильном оргазме, какого с ней никогда ещё не случалось. Она просто потеряла всякую связь с реальностью. Когда она пришла в себя, она чувствовала лишь пульсирующую боль во влагалище, и ей казалось, что живот вот-вот начнёт разбухать от заливающейся в неё спермы. Она стояла в узле с Мастом, упираясь лицом и грудью в быстро тающий под ней снег.«Вот, значит, что» — думала она, — «Маст не закончил моё наказание. Это была всего лишь демонстрация того, что мне грозит. В то время мы были на охоте, и нельзя было останавливаться для таких пустяков. Сейчас же пришло время сделать меня... А-А-А!» — девушка не успела закончить мысль. Ужасная боль в промежности от того, что Маст подался вперёд, пронзила её. Со смешным «чпок!» всё ещё огромный член пса вышел из Мильи, оставив в ней зияющую дыру. Вместе с ним из неё вырвался настоящий поток белой, почти прозрачной спермы, от которой шёл пар. Девушка собиралась подняться, но тут же на неё взобрался Грим, один из гончих, и Маст не возражал. Девушка поняла, что он сделал её не своей самкой, не самкой вожака, он сделал её сучкой стаи. Одна сучка на трёх кобелей, тут не до собственничества. Хорошее решение, решение прирождённого лидера, подумала она. А потом всё повторилось. И ещё раз. Каждый должен был кончить в неё, это непременная часть ритуала. Теперь Милья не считалась равной особью, она стала подстилкой, и ей это нравилось. Наконец, она очнулась от очередного, неведомо какого по счёту оргазма, поглотившего её когда третья гончая усердно пыталась вынуть из её уже успевшей сузиться пиздёнки узел. Она лежала лицом в снегу с задранной к небу задницей. Изо рта натекло уже столько слюны, что снег протаял до земли. Ноги и руки замёрзли так сильно, что поначалу едва слушались. Она нашла в себе силы встать. На этот раз никто на неё не зарычал, ведь они уже получили от неё всё, что хотели. Милья поковыляла к туше пристреленного оленя, стараясь не смотреть на останки его растерзанного собрата, уже облюбованные воронами.Девушка стала отделять от туши то, что ей следовало унести в первую очередь: глаза, печень, шкуру, сердце. Всё это было или питательным для неё, или ценным для торговки. Мозг как будто бы всеми силами избегал воспоминаний о произошедшем только что. Она действовала механически, стараясь вообще не думать. Так началась её новая жизнь. Уже тогда какой-то частью сознания она понимала, что это не разовый инцидент, а новая, иная жизнь.